Наверное, такие подъезды, думал я, существуют специально для того, чтобы, напоминать людям о их грехах. На протяжении всего моего восхождения меня сопровождал запах, который пребудет с нами во веки вечные – запах бедности. Квартиру в этом доме Сане выхлопотали родители. Это было последнее что они успели для него сделать, пользуясь положением, занимаемым ими в советской иерархии. Ибо спустя всего несколько месяцев приказало долго жить и само советское государство. А спустя ещё месяц, и министерство в котором они работали, прогибаясь под задорным ветром перемен стало усиленно сокращать штаты. Под это сокращение попали и родители Сани. А когда Саня учился в институте его родители и вовсе разошлись.
Подойдя к двери Саниной квартиры я нажал кнопку звонка. Из-за двери раздалось звонкое соловьиное пение. Саня живёт один и обычно бывает рад разделить своё жильё с кем-нибудь. Конечно не с кем попало. По большей части его жилище в своих отевроремонтированных недрах привечало молодых красивых и длинноногих представительниц женского пола. Мужиков Саня, конечно, тоже пускает к себе, но только тех, кого знает, и тех, кто не забывает прихватить с собою “магарыч”. Я был пуст как зимний скворечник, но меня не покидала надежда, что у моего жизнелюбивого и любвеобильного друга всё же найдётся местечко в доме для несчастного бездомного, который к тому же как никак является жертвой его собственного эксперимента. Нажав кнопку звонка, я стал ждать. Прошло минуты три-четыре. Каждая из минут пробивалась словно росток через асфальт. У меня появились неприятные пред чувствия.
Обычно Саня отвечает быстро, но не в этот раз. Нажав на кнопку звонка ещё несколько раз, я обречённо смирился. Сани не было дома. «Наверное, сидит сейчас у одной из своих многочисленных подружек – думал я спускаясь вниз – и пьёт коньячок под её усыпляющий лепет, при этом поглаживая её коленки». Выйдя из подъезда, я подумал, что зря столько усилий, да и денег пропало даром. Надо было сначала позвонить, а так нечего без приглашения бродить по знакомым.
Эта мысль натолкнула меня на другую столь же неутешительную. Мой мобильник остался дома. Замечательно. Выходит, я остался и без связи. Что дальше?
Оставался правда ещё вариант позвонить тёще и наврав ей с три короба напроситься на ночь к ней.
Нина Ивановна проживала в Митино. Она была высокой суховатой особой с чертами лица. которые выдавали в ней дочь какого-нибудь аристократического древнего как мир, рода. Хотя я где-то читал что самые красивые цветы вырастают на помойках, а аристократы в своих бесчисленных гемофелийных реинкарнациях страшны как смертный грех. Не знаю, может так оно и есть. Моя тёща была без сомнения красива той красотой какой бывают красивы древние мраморные изваяния если вы истинный ценитель и привыкли деликатно не замечать на их поверхности щербины и трещины.
Держаться с людьми Нина Ивановна предпочитала с брезгливостью истиной аристократки. Помнится, как-то ещё до свадьбы я пришёл к Ленке в гости. Самой её дома не оказалось. Зато Нина Ивановна таки оказалась.
– Проходите Алексей на кухню – сказала она мне сухим дежурным тоном – будем чай пить.
И, видимо заметив мою нерешительность, добавила:
– Да не бойтесь вы, я вас не съем.
Слово «Вас» она произнесла таким тоном словно Лену она уже съела. Не знаю, как там у других, но за одно это чаепитие все рассказанные мне в течении всей моей прошедшей жизни анекдоты в которых главными действующими персонажами выступали тёщи и зятья из коротких новелл с парадоксальным концом слились в трагический эпос в котором стирались чужие судьбы и жизни.
В принципе, я знал свою тёщу очень плохо. Когда она приезжала к нам в гости, а случалось это крайне редко, за что ей спасибо, наше общение сводилось к нескольким дежурным фразам, и бурчанию по поводу долгожданных внуков. Я знал, что работает она врачом-фельдшером в одной из больниц Москвы. Знал, что у неё есть брат, на двенадцать лет её старше, а стало быть рождённый в далёком сорок пятом году. Знал я что зовут её брата не много не мало Адольф.
Согласись, мой уважаемый читатель, что назвать ребёнка Адольфом в день победы над страной, руководимой Адольфом всех времён и народов это отнюдь не то же самое, что называть своих дочерей рождённых первого мая Даздрапермами в той же стране. Сейчас я понимаю, вдумайся я тогда поглубже я увидел бы сколь необычна семья у моей супруги. Вообще то если на секунду убрать лирику за скобки и забыть прошлое, тёща вроде не плохо ко мне всегда относилась, но, во-первых, видел ли ты читатель когда-нибудь тёщ которые бы не знали о ссоре их дочерей с мужьями спустя десять, максимум двадцать минут после произошедшего? А во-вторых даже если приём пройдёт нормально, то порции моралите и основ правильной семейной жизни мне в любом случае будет не избежать. Нет, не поеду я к вам Нина Ивановна. Сидите спокойно в своём Митино и поливайте герань на окне. Прошлого было не изменить, а будущее упрямо не подгонялось ни под одну из придуманных мною теорий.