Речь, разумеется, не шла о непосредственном наступлении на аристократов. Напротив, Октавиан считал жизненно важным для своего успеха заручиться поддержкой членов самых уважаемых семейств, особенно патрицианских. Он охотно оказывал финансовую помощь тем из них, кто готов был сотрудничать, но вследствие войн не имел достаточного состояния, чтобы занять сенаторскую должность.
В первую очередь Октавиан поощрял, конечно, своих сторонников. Он поднялся на вершину власти на волне политического движения, поддерживаемого в основном солдатами и другими не слишком зажиточными гражданами, и должен был вознаградить тех, кто рисковал ради него всем, что имел. Теперь возникла срочная необходимость расширить диапазон политических лозунгов — чтобы охватить и многих других людей, особенно аристократов, которые раньше были его противниками (вследствие их традиционных интересов и семейных связей), но получили воспитание и образование, делавшее их пригодными для участия в государственных делах. Если бы Октавиану не удалось привлечь их на свою сторону, он никогда не стал бы по-настоящему всенародным вождем, нашедшим опору в героическом прошлом Рима.
После победы над Антонием и Клеопатрой Октавиан дал понять, что цель его политики — сократить военные расходы и создать действенную гражданскую власть. Он намеревался оставить только те воинские формирования, которые были необходимы для защиты и управления империей и для продвижения границ к естественным оборонительным рубежам, как, например, берега Дуная. Теперь он завершал расселение ста двадцати тысяч вышедших в отставку ветеранов в небольших поселениях, расположенных в стратегически важных местах; в самой Италии было двадцать восемь таких поселений, остальные — в наиболее важных провинциях, таких как Галлия, Испания, Греция, Азия, Сирия и Африка. От почти семидесяти легионов, оказавшихся на руках Октавиана после битвы при Акции, постепенно осталось меньше тридцати; у жаждущих славы полководцев оставалось все меньше возможностей для самочинных грабежей.
Умеренные оптиматы — как бы ни раздражал их Октавиан — довольно быстро усвоили, что поскольку насилие себя исчерпало, то вкушать по-прежнему от плодов власти они смогут, только если полностью примут политическую программу Октавиана. Им, разумеется, уже не позволяли таких злоупотреблений, как бывало при поздней республике, зато тем, кто желал продемонстрировать преданность Октавиану и облегчить ему повседневное бремя власти, открывались шансы повысить свой социальный статус, а иногда, в разумных пределах, и материальный.
Сайм, конечно же, ошибается, говоря, что Октавиан не мог править «без помощи олигархии». Аристократы, которые теперь выдвинулись вперед, стремясь занять магистратские должности, были уже не те олигархи, что имели некогда влияние на правительство, а второстепенные политики, понимавшие: власть они либо не получают вообще, либо получают на условиях Октавиана, причем лишатся ее, если выйдут из повиновения. Одной из главных целей его принципата как раз и было воспрепятствовать возрождению олигархии. Под прикрытием республиканской формы Октавиан постепенно становился абсолютным монархом, пусть и не назывался таковым, и вся власть сосредоточилась в его доме, который называли palatium, поскольку он стоял на Палатинском холме. Позже словом palatium стали обозначать место проживания императора, то есть императорский дворец, а затем и дворец вообще. В дальнейшем на этом же холме следующие императоры выстроят себе уже настоящие дворцы.
Судя по поведению избирателей, средний класс в основном последовал примеру низшего, который оказывал принцепсу горячую поддержку. Люди не понимали, что когда Октавиану понадобится, он отберет их голоса так же легко, как разделался с оптиматами. Тот день был очень далеко. В течение его «медового месяца» с властью, длившегося несколько лет, избиратели не желали поддерживать кандидатов, которых он не одобрял, а если бы и поддержали, Октавиан нашел бы другой способ подрезать им крылья. Его auctoritas, в отличие от законных полномочий, сделался столь беспредельным, что многие готовы были бежать сломя голову, выполняя любое его желание — если бы могли его угадать.
В Центуриатных комициях перевес по-прежнему оставался в пользу состоятельных собственников, но едва ли от них стоило ждать, чтоб они голосовали за представителей высокопоставленных семейств — независимо от их политических взглядов. Им же нужно было подумать о своем имуществе. Октавиан заплатил немалые деньги за расселение последней партии ветеранов, а ведь такого богатства, как казна Птолемеев, он больше не получит. Избиратели не могли не понимать, что возобновление соперничества в прежнем духе аристократов приведет только к набору новых огромных войск, дальнейшему массовому истреблению и очередному расселению ветеранов на их, избирателей, землях и, возможно, без всякой компенсации.