Имеются, впрочем, и другие свидетельства, согласующиеся с заявлением, что семья Октавиана — за исключением линии Цезаря — имеет простые корни. Первый биограф Октавиана, чьи труды дошли до наших дней, — Светоний (род. около 69 года нашей эры), владел бронзовой статуэткой Октавиана-мальчика. На ее основании была полустертая надпись «Фуриец». Имя Фуриец могло быть когноменом (семейным прозвищем, идущим за родовым именем) и обозначать человека, который происходит или как-то иначе связан с городком Фурии, где предположительно и обитал тот самый вольноотпущенник-канатчик. По мнению Светония, надпись на статуэтке доказывает, что в детстве будущий Август носил имя Гай Октавий Фурий. Историк подарил ее императору Адриану (годы правления: 117–138 нашей эры), а тот поставил ее среди статуэток своих домашних богов.
В письмах Марк Антоний иногда насмешливо называл Октавиана Фурийцем, подчеркивая, что тот — чужак, пробравшийся из самых низов. Молодой человек, по словам Светония, в ответ только удивлялся, что его попрекают его же детским именем. Октавиан явно хотел навсегда похоронить связь с Фуриями, и это, в свою очередь, вызывает сомнения в другой версии происхождения когномена, несвязанной с дедом-канатчиком. В 60 году до нашей эры пропретор Гай Октавий Старший стал проконсулом Македонии; по пути в окрестностях Фурий он одержал победу над беглыми рабами. В ознаменование победы он якобы взял себе и двухлетнему сыну почетный когномен Фуриец, чтобы отличить свою ветвь рода Октавиев от прочих.
Среди недостатков последней версии есть, в частности, и такой: хотя сохранилось множество документов республиканского периода, об этой предполагаемой победе никто особо не распространяется. Побежденные рабы представляли собой в основном сброд, оставшийся от разгромленного войска Каталины, и они не могли вернуться домой, не рискуя быть распятыми — обычное наказание для беглых рабов, взявшихся за оружие. Им, конечно, было далеко до участников восстания Спартака, случившегося примерно десятью годами ранее. Если Гай Октавий Старший с ними и сражался, вряд ли это была большая битва — скорее мелкие стычки, в которых обученные солдаты очистили окрестности от обреченных рабов, потерпевших поражение в борьбе за свободу.
Высмеивал Антоний и деда Октавиана со стороны матери. Светоний определенно пишет, что Марк Атий Бальб, женатый на сестре Цезаря, происходил из старинного сенаторского рода, но доказательства того довольно шаткие. Предполагается, что историк перепутал Атия Бальба с Атилием Бальбом, который в третьем веке до нашей эры дважды был консулом. По утверждению Антония, отец Атия Бальба приехал в Италию из Африки (имеется в виду не континент, а относительно небольшая римская провинция) и поселился в Ариции — городе в пятнадцати милях к югу от Рима, где изготавливал и продавал благовония, а позднее открыл пекарню.
С тех пор прошло не слишком много времени, и если бы Антоний лгал, его легко было бы уличить.
Какое, впрочем, значение имеют эти злобные сплетни по сравнению с жизнью и огромными достижениями Октавиана! Современные читатели с удовольствием читают биографии людей скромного происхождения, ставших великими вождями. Именно таким считаем мы Авраама Линкольна, родившегося в бедной хижине, — в не меньшей степени, чем Уинстона Черчилля, который родился в Бленхеймском дворце и вел родословную от герцогов Мальборо.
Однако у большинства римских избирателей были противоположные взгляды. В древности считалось, что если человек родился бедняком, или рабом, или хромым, значит, он заслужил такую участь, совершив нечто скверное в предыдущей жизни, или же такова воля богов или судьбы. А если он происходит из династии храбрецов, служивших на политическом поприще, то и он, по всей вероятности, тоже отважный и тоже удачно проявит себя на государственной службе — будь то по причинам хорошей наследственности или же по велению судьбы.
Сложные римские законы разрабатывались с таким учетом, чтобы предоставить людям, имеющим выдающихся предков и обладающим крупным состоянием, самые высокие в правительстве посты и в то же время не дать людям бедным и из простых семей даже возможности выставлять свои кандидатуры, независимо от их личных способностей. Способности, конечно, учитывались, но лишь после того, как по соображениям происхождения отсеивалась большая часть претендентов. Такая система несовместима с теперешними демократическими представлениями, однако в Древнем Риме она отлично работала в течение четырех с лишним веков, пока при правлении Юлия Цезаря не начала разваливаться. Можно утверждать, что без этой системы Рим так и остался бы одним из многих соперничающих между собой городов-государств.