Выбрать главу

Особенно нашим ссорам и скандалам радовался Дэнис – он обожал, когда при нем отчитывали меня, и я потом при каждом удобном случае надирал уши этому десятилетнему недоумку. На счастье, мама словно понимала все мои печали и втайне постоянно подкидывала мне гинею-другую, что хоть как-то подслащало мое безрадостное существование…

Невесело усмехнувшись своим мыслям, я убрал ключ от стола во внутренний карман, так будет надежнее, и несколько секунд смотрел на тусклый огонек лампы. Тысяча фунтов стерлингов! Шутки с Уильямсом были плохи – он как нельзя лучше дал мне это понять. Товарищам я ничего не стал говорить о своем проигрыше (из этого бы ничего хорошего не вышло), просто пробовал перезанять у них эту сумму. Однако никто из них не смог помочь мне – такие деньги ради меня умоляюще выклянчивать у своих родителей, по понятным причинам, никто бы не стал. Единственным, кто располагал такой суммой, был Стентон. Однако, к моему невероятному изумлению, он внезапно отказал мне, но истинную причину этого я узнал несколько позже…

Вмешивать же в это дело отца означало посадить самого себя на цепь подобно собаке – узнай старик о моем проигрыше, разорвал бы меня на мелкие кусочки. Тут уж не помогла бы ни мать, никто другой, вступись за меня хоть сам дьявол. Во всяком случае, отец точно выгнал бы меня из дома, предоставив самому себе искать дорогу в жизни. Ссуды в банке мне было не видать, как своих ушей, поскольку частной собственности у меня до сих пор не наблюдалось. Можно было, конечно, выгодно жениться – такая возможность у меня уже давно была, только я по понятным причинам не спешил ей воспользоваться. Так что я решил использовать самый простой вариант из всех возможных. Ибо мой отец располагал достаточными средствами, чтобы, как обычно поскрипев, выделить мне эту тысячу фунтов стерлингов – нужно было только выманить у него их. А для этого нужна была очень веская причина, которую я и должен был придумать, так чтобы он без колебания проглотил эту наживку. Ведь до сих пор же мне удавалось удачно скрывать от него все прогулы и задолженности по учебе…

Эту-то самую причину я и решил придумать на сегодняшней встрече в стенах «Летучей рыбы», а Додсон, Стентон, Рингольд, Дрейк и Батт должны были помочь мне в решении этой задаче своими свежими идеями…

Надев шляпу и взяв со стола трость, я решительно вышел из комнаты и спустился вниз по лестнице в гостиную. Отец, сидя в кресле перед пылающим камином, курил длинную трубку. Мать, сидя в другом кресле напротив, вязала, накрывшись теплым клетчатым пледом. Кошка, перевернувшись на спину, играла с лежащим возле ее ног клубком. Якоб – высокий, жилистый старик, исполнявший обязанности камердинера отца, ставил перед ним на столик кружку горячего пунша.

– Ричард, ты это куда опять собрался? – спросил отец, кинув на меня неодобрительный взгляд.

Я, скрипнув зубами и приготовившись к долгому и нудному брюзжанию, ответил ему, лениво поигрывая тростью:

– В кофейню. Пригласил Элизабет на чашечку горячего шоколада – она так любит его.

– Ты опять собрался в кабак! – оборвал меня отец. – Мало того, что ты практически не уделяешь времени учебе, за которую я плачу такие деньги; мало того, что ты без стыда спускаешь целыми фунтами наши семейные сбережения; так ты еще и позоришь честное имя своего рода, и прежде всего мое! Да, мое имя, честного коммерсанта, знающего, что такое слово и дело…

– Джордж… – мягко вступилась было за меня мать, и отец сразу же сбавил тон.

– Я уже скоро шестьдесят лет как буду Джордж, – вздохнул он с неимоверной горечью. – А наш старший сын, тот самый, который должен быть надеждой отца, опорой матери и примером для младшего брата, только и проводит время в дурной компании в портовых кабаках, постоянно является домой нетрезвым и требует все больше и больше денег! По всему Ливерпулю скоро поползут россказни о том, что он только не вытворяет там!

– Ты очень любишь слушать сплетни всяких выживших из ума стариков, – ответил я. – Они прожили свое и теперь страшно завидуют молодым…

– Завидуют молодым, говоришь! – снова начал закипать отец. – Да в твои годы я…

Минут пятнадцать я еще слушал его ворчание, после чего сказал: