– Спасибо, Мулан, – сказал я, когда мы подошли к ее комнате.
– Да, – сказала она, обратившись ко мне.
Я посмотрел ей прямо в глаза, отчего они у нее расширились и остановились, глядя на меня.
– Вы спасли меня сегодня, – сказал я. – Я в неоплатном долгу перед вами. Не знаю, что бы я делал без вас. Вы были прекрасны. Спасибо.
И неожиданно наклонившись, хотел поцеловать ее прямо в губы, но она молниеносно отвернулась, и я только скользнул по щеке.
– Не стоит, Виктор, – смущенно пробормотала она. – Вы ведь уже спасли меня один раз…
С этими словами она ужом проскользнула в свою комнату и захлопнула дверь.
Дженни
Я спустился вниз, в бар. Несмотря на обилие народа в этот час, Галлахер сидел в совершенном одиночестве за одним из столов, уже лиловый от влитого в себя бренди. В одиночку он пил крайне редко, но без всяких видимых на то причин, и сегодня был как раз один из таких дней. Я поприветствовал и подсел к нему – в такие минуты Галлахер, как правило, бывал до крайности словоохотлив и со своими людьми мог болтать до бесконечности. Однако если же в это время к нему подсаживался посторонний, то дело могло принять совершенно нешуточный оборот. Чужаков он явно не жаловал, относился к ним с подозрением и в случае неосторожно брошенной фразы мог схватиться за нож или пистолет.
Он любезно налил мне стакан, мы выпили за короля и, быстро обсудив последние новости, перешли к делам насущным. Я ловко перевел разговор на Мулан – и словно невзначай поинтересовался причиной появления этого загадочного существа в «Летучей рыбе», так как знал, что незнакомого человека Галлахер не подпустит к своим делам, как сторожевая собака.
– А черт это все поймет, – сказал Галлахер. – Года три, да, около этого, тому назад. Проверенный один человек привел и сказал: «Приютить сиротку надо». Надо значит надо, вот я и приютил.
– И неужели тебе совершенно не интересно, кого ты приютил у себя? – спросил я.
– Лишние вопросы я не привык задавать, а в особенности своим. Но поговаривают, что она не просто из Китая, а самому императору тамошнему родней приходится, – сказал Галлахер, опрокидывая в себя очередную порцию бренди. – И причем близкой очень.
Только вот за что-то в опалу попала жутчайшую – вроде даже казнить ее собирались. Да переправили ее добрые люди с глаз его величества подальше сюда на остров. Но, видать, крепко она насолила там, если проклятье какое-то вдогонку послали, которое даже здесь ее гнетет. Как только возжелает ее мужчина какой, то хопа – в ящик сразу и сыграет. Оттого она вся и не от мира сего.
– Чушь какая-то, – ответил я. – Сказки для сумасшедших старух. Тут чего только не услышишь! Ну сам посуди – какая из нее принцесса? Будь она принцессой, пусть даже и самой захудалой, разве тут бы она была? Уж в худшем варианте в Королевский театр в Лондон, нежели в Ливерпуль – мужичье всякое развлекать. Да и будь она впрямь со двора, хоть и из тюрьмы сбежавшая, – деньги-то у нее явно водились бы, да и связи были бы хорошие. Ау этой даже имя такое, что никак с королевской родней не вяжется…
– Да я и сам в эти бредни не верю, – ответил Галлахер, утирая губы. – Однако девчонка и в самом деле необычная. Посмотри, танцует как – уж на что я сам в танцах этих, как свинья в том, что жрет, разбираюсь, да и то могу судить, что школа у нее высшей пробы. Видал, сколько народу ко мне ходит на ее выступления?! А пишет как – почерк каллиграфический, и попробуй хоть одну ошибку найти. А языков она сколько знает? Шесть! И на всех свободно. У нас и во дворянстве подобное найти подчас трудно, а тут вдруг из провинции – и такое образование. Нет, что-то тут явно нечисто. Ну а мне-то чего: танцует она отменно, запросов практически нет, проблем с ней не знаю – чего мне еще надо. А баб вокруг и без нее полно – Дженни одна чего стоит…
И, скаля зубы, он загрохотал, радуясь своей шутке. Больше мне ничего не удалось добиться от него – через десять минут Галлахер был уже мертвецки пьян и потащился отсыпаться к себе в комнату…
Этот разговор пролил не слишком много света на личность Мулан. Люди, подобные Галлахеру или Уильямсу, самые отъявленные безбожники и бесстрашные головорезы, ни во что не ставящие чужую жизнь, вместе с тем обладают поистине невероятным суеверием и истово верят в самые глупые приметы. Они склонны принимать за правду любые самые нелепые истории, раздувать их до невероятных размеров и заставлять верить в них окружающих. Да чего только не услышишь в портовых кабаках и трактирах из подвыпивших уст: от гигантских спрутов, утаскивающих под воду целые корабли, до прячущихся среди портовых рабочих новозеландских людоедов, пожирающих по ночам одиноких забулдыг. Так что совсем немудрено, что вдоволь наслушавшийся подобных историй Уильямс, узнав одного из этих зловещих персонажей, мгновенно поддался панике и дал деру, забыв обо всем на свете. Но меня вся эта история с неким проклятьем и царским происхождением заботила лишь с точки зрения банального любопытства: передо мной стояла четкая задача, и я обязан был ее выполнить – слишком многое было поставлено на кон, чтобы копаться во всяких темных портовых сплетнях. И тут мне пришла в голову блестящая мысль: разговорить саму Мулан мне самому пока не удается никоим образом, однако ее каменная неприступность, о которую безуспешно разбивались все мои попытки, дала трещину и мне теперь нужен был только рычаг, дабы окончательно разломать ее. Этот рычаг, возможно, был у Дженни, и она могла показать его мне.