— Я не могу вам дать своё позволение, ибо моя судьба в руках моих отца и матери. Но если завтра вы придёте к ним и станете меня сватать, и они не откажут вам, то и я скажу вам… да… — шёпотом докончила она свой ответ и тут же скрылась в комнате.
— О, благодарю! Благодарю тебя, моя красавица! — вскричал дон Антонио.
И так всё и вышло. Дон Антонио просил руки у родителей сеньориты Тересы. И его просьба, подкреплённая просьбою его родителей и радостью дона Энрике и доньи Елисаветы, которые совсем не желали видеть свою дочь монахиней, была удовлетворена. Когда к нему вышла прекрасная Тереса и, откинув с лица мантилью, протянула своему названному жениху руку, дон Антонио был счастлив так, как никогда не бывал счастлив в своей жизни.
Свадьбу откладывать не стали и после Великого Поста молодых обвенчали. Дон Антонио и донья Тереса были вполне счастливы и только юная жена всё время просила своего мужа клясться ей в вечной верности, а тот, беспрепятственно наслаждаясь её обществом, охотно потворствовал её капризу, не находя его, впрочем, странным и часто говорил так своей молодой жене:
— О, моя Тереса! Я клянусь тебе в том, что буду вечно твоим! И моя душа вечно будет принадлежать тебе! И никогда я не забуду этой любви и буду верен тебе до гроба.
Но надежды людские, увы, сбываются чрезвычайно редко… И как не сетуй на судьбу, но воля Провидения сильнее желаний, расчётов и предположений человеческих.
По прошествии двух лет счастливому сему супружеству пришёл конец. Донья Тереса, заболев лихорадкой, умерла, горько оплакиваемая мужем и всеми родными. Скорбь дона Антонио была вполне искренней и безмерной, ибо страсть его к молодой жене вовсе не утихла за два года супружеской жизни.
Первый год вдовец лил горькие слёзы на могиле своей возлюбленной супруги и часто говорил о том, что желал бы в монастырских стенах лелеять своё горе. И таково было его несчастье, что всякий сочувствовал ему, и все рыдали вместе с ним. И если только не животное встречалось ему на пути, но человек, то разделял всякий встречный с ним его скорбь. И только придорожные камни не рыдали, сочувствуя ему, ибо не умели плакать. На второй год горе его поутихло. И только тихие стенания указывали на то, что дон Антонио безутешно скорбит по своей бедной супруге.
А на третий год дон Антонио утешился и полюбил молодую и красивую девушку, которую присмотрели для него его родители. Донья Эухения так понравилась дону Антонио, что решил он не сопротивляться воле родительской и жениться на ней. И вот, когда о свадьбе всё уже было решено, в одну из ночей дон Антонио, помолившись, собирался уже ложиться спать, как вдруг услышал он некий шум, будто бы ветер подул в его тихой комнате.
— Что такое? — спросил кабальеро и, обернувшись, увидел тень, стоявшую в углу, у изголовья его ложа.
— Так ты собрался жениться, мой Антонио? — прошелестела тень и выступила вперёд, к свету свечи.
Тут дон Антонио увидел черты покойной его супруги — доньи Тересы! Её бледный призрак явился ему и, горько стеная и укоряя неверного, стал проливать слёзы:
— Разве ты не клялся мне в вечной любви, о, мой Антонио? Разве не говорил, что душа твоя будет принадлежать мне, а сам ты будешь верен мне до гроба? Зачем же ты так неверен мне сейчас!
Дон Антонио, услышав такие речи и увидав призрак, побледнел, схватился рукою за шею и упал в обморок.
Очнувшись утром на полу, дон Антонио с такой ясностью припомнил всё, случившееся с ним ночью, что тут же отправился в церковь и долго молился об упокоении души своей несчастной супруги. Ведь призрак её, явившийся ночью, говорил о том, что бедная донья Тереса совсем не успокоилась! И, быть может, роптала на смерть, что так рано забрала её с этой земли, в полном расцвете юной красоты и супружеского счастья!
На другую ночь, лишь только дон Антонио собрался спать, он вновь увидел у изголовья своей кровати призрак и услышал следующие слова:
— Разве ты не клялся мне в вечной любви, о, мой Антонио? Разве не говорил, что душа твоя будет принадлежать мне, а сам ты будешь верен мне до гроба? Зачем же ты так неверен мне сейчас!
Дон Антонио, закричав от страха, бросился вон из своей комнаты и побежал прямиком в домовую часовню, в которой и молился до утра. А на утро рассказал обо всём своему духовнику. Тот, поразмыслив немного, сказал так: