Донья Инеса была, как я уже упоминала, набожна, и ходила в церковь не только по воскресеньям, что так свойственно большей части мирских суетных созданий, но и каждый иной день. И имела обыкновение посещать службы утром и вечером. Церковь, в которую она обыкновенно ходила, стояла напротив её дома. Донье Инесе надобно было только пересечь площадь, чтобы войти в храм. Однако это ей казалось недостаточным, и она довольно часто ездила в паломничество в монастырь Святой Екатерины, который располагался за пределами Севильи, а также много ездила по Андалусии и Кастилии, навещая другие церкви и монастыри. К тому же донья Инеса щедро раздавала милостыню и жертвовала на различные нужды.
Но нельзя сказать, чтобы разум доньи Инесы был поглощен только духовными заботами. Нет! Столько же времени, сколько она отдавала богоугодным своим делам, отдавала она и книгам и иным занятиям. Читала она трактаты, написанные философами, читала книги, написанные для увеселения душевного и рассеяния тоски, читала она и стихи. А когда человек начинает столь много читать, то он начинает и много думать, а затем невольно обращается и сам к сочинительству, ибо перо и бумага всегда под рукою. Когда не надобно добывать себе хлеб насущный, то хочется же чем-нибудь развлечься! К тому же дамы более склонны к перу, ибо часто пишут письма. Донья Инеса очень любила писать письма, и ей как-то пришло в голову, что она могла бы писать и что-нибудь другое. Она принялась сочинять и для начала составила краткое описание своей жизни в монастыре, которое чрезвычайно понравилось тем, кто его слушал. Затем она попробовала себя в стихосложении, и так это стало всё ловко у неё получаться, что донья Инеса вмиг прослыла столь учёной сеньорой, что всякий только восхищался, говоря о ней, и многие ставили её в пример своим дочерям.
Однако я забыла указать ещё одно обстоятельство, которое весьма важно для нашей истории. Донья Инеса ещё и потому сумела поставить всё так, чтобы не запятнать своей чести ни самомалейшим подозрением, что всегда и везде ходила в мантилье. Вы знаете этот обычай наших дам, который особенно укоренился сейчас. Раньше, в те времена, про которые я повествую, обычай носить мантилью не был так уж в ходу среди благородного сословия. Но донья Инеса, раз переняв его, уже не могла от него отказаться, ибо ей казалось, что таким образом она оберегает свою честь весьма надёжно. Мантилью она всегда носила только чёрную и кружевную, ибо закрывала она ею лицо очень плотно, а кружева давали ей возможность смотреть на свет Божий. Шёлковая же мантилья, что тогда была больше в ходу, вынудила бы её открыть своё лицо. Но до того как донья Инеса усвоила себе такой обычай, лицо её видели многие, и оттого слава о её красоте, а она была истинно красива, едва ли не опережала славу об её уме. Что же говорить, что немало было охотников взглянуть на её лицо!
Среди многочисленных воздыхателей доньи Инесы был один кабальеро, которого звали дон Педро де Лос Анхелес и так далее. Этот молодой совсем человек был уроженцем Кордовы и в Севилью прибыл по делам семейным. Однако случилось так, что в один из дней он, проходя мимо дома доньи Инесы, увидел, как благородная госпожа, укутанная в мантилью и в сопровождении дуэньи, переходит площадь, дабы войти в церковь. Привлечённый благородной поступью, тонкой талией, а особливо тем, что лицо сеньоры было закрыто, дон Педро, как самый легкомысленнейший из легкомысленных мужчин, последовал за нею и вошёл под стены храма. Он отстоял обедню, заняв место близ хоров, и не спускал глаз с незнакомки, ожидая, когда она поднимет свою мантилью. Однако, даже подойдя к Святому Причастию сеньора подняла мантилью ровно настолько, чтобы только приоткрыть уста, да и того не смог разглядеть дон Педро! Наконец, по окончании службы он, стоя у чаши со святой водой, протянул ей персты, омоченные в ней, но она не ответила ему, а вместо неё дону Педро с улыбкой подала руку дуэнья сеньоры, похожая на старую ворону в своей чёрной накидке.