Подосадовав, дон Педро вышел вслед за дамами и увидел, как обе они, перейдя площадь, вошли под стены соседнего дома. Заметив это, дон Педро начал расспрашивать всех своих знакомых о том, кто могли бы быть эти дамы. И вот скоро он узнал, кто эта дама и узнал, как мог бы он быть ей представленным. Но за то время, что дон Педро узнавал имя своей незнакомки, он каждый день бывал в церкви и видел прекрасную сеньору, и успел полюбить её так пылко, как только возможно полюбить ту, которая зовётся мечтой.
Дон Педро, по чести сказать, навоображал себе немало такого, чего бы только мог кабальеро пожелать от очаровавшей его дамы. Она была и прекрасней, и добродетельнее, и умнее всех прочих. Она была идеалом женщины и, конечно же, её скрытое лицо только подтверждало эти мысли дона Педро. И вот, наконец, настал день, когда с замиранием сердца кабальеро вошёл в дом, в котором жила та, о ком он грезил каждую ночь и каждый день своей нынешней жизни.
В доме был обустроен маленький дворик, вымощенный разноцветными плитками, в центре которого весело журчал фонтан, утопавший в цветах и пышной зелени. Тут же на богатых коврах стояли низенькие диваны, усыпанные подушками, а стены были задрапированы прекрасными шёлковыми тканями. Отделённое ото всего, представляя собой что-то вроде трона, полускрытое драпировками, в глубине дворика стояло деревянное кресло, в ногах которого лежала маленькая подушечка. И на нём восседала та, ради которой дон Педро был готов на любое безумство. Прекрасная незнакомка (впрочем, теперь дону Педро было известно её имя) была одета в чёрное шёлковое платье, богато отделанное кружевами. Лицо её и вся голова были укрыты густой мантильей, изящные ножки покоились на подушечке и только белая ручка с пальчиками, прозрачнее самого тонкого фарфора и цветом белее сахара, лежала на подлокотнике её кресла и выдавала всё, что хотелось бы знать дону Педро! Да, то была ручка феи, царицы, богини! То была ручка женщины, у ног которой хотелось умереть. То была ручка той, которой хотелось обладать, чего бы это ни стоило!
Дон Педро вошёл в дом среди прочих гостей и был представлен донье Инесе своим другом доном Карлосом де Сан-Фуэнтес, который и сам был среди искателей руки прекрасной вдовы. Однако дон Карлос искал руки доньи Инес уже целый год с лишком, а потому, ни на что не надеясь относительно себя, он уже начал получать некое удовольствие, созерцая попытки прочих кабальеро добиться расположения прекрасной доньи. А потому он с удовольствие ввёл в дом доньи Инесы своего друга и с радостью представил его ей.
Донья Инеса приняла дона Педро с той же учтивостью, с которой принимала других кабальеро. И когда все расселись (а кроме дона Педро и его друга тут было ещё несколько кабальеро), донья Инеса сказала так:
— Достопочтенные кабальеро! Дозвольте мне принести вам благодарность за то, что вы почтили мой дом своим благосклонным присутствием, — при этих словах она поклонилась.
Все кабальеро также поднялись и поклонились ей. Затем пошёл такой разговор, что дону Педро оставалось только дивиться уму и великодушию доньи Инесы! Как рассудительна она была в вопросах чести, но как снисходительна к слабостям человеческим! Как она была благочестива, но вместе с тем с каким лукавством рассуждала она о юных влюблённых! Как искусно она хвалила поэта N и как тонко обличала поэта X, отвергшего благородную рифму в пользу языка простолюдинов!
Затем кабальеро перешли к собственным сочинениям и каждый прочёл сочинённый в честь доньи Инесы мадригал или сонет. Каждого она выслушала со вниманием, каждого поблагодарила и каждому сказала несколько утешительных слов, не позволявших, впрочем, надеяться на особую благосклонность, но и не повергавших в окончательное уныние. Затем дошла очередь и до дона Педро. В смущении он объявил, что не знал о столь изящном стихотворном обычае и ничего не подготовил, но попросил не отвергать его и допустить в следующий раз прославить прекрасную хозяйку стихами.
Кабальеро принялись переговариваться меж собой, насмехаясь над его неловкостью, но донья Инеса сказала:
— Я охотно выслушаю вас в следующий раз, дон Педро, ибо лицо ваше внушает мне мысли о ваших особенных талантах.