При таких словах дон Педро покраснел от удовольствия, а прочие кабальеро замолчали.
— А разве вы, прекрасная донья Инеса, не порадуете нас сегодня своими виршами? — вопросил дон Карлос.
Донья Инеса кивнула головою и ответила:
— У меня есть для вас кое-что, сеньоры, но сначала позвольте предложить вам прохладительные напитки, сласти и фрукты, ибо сейчас самое время подкрепиться.
После того, как было подано угощение и все насладились лимонадом, сластями и прочим, что было предложено, донья Инеса прочитала свои терцины.
Жизнь коротка, чем дале, тем короче,
Несутся дни бессчетной чередой,
И дело близится неумолимо к ночи…
Судьбою предназначено нам цвесть,
Покуда солнца луч ласкает нивы,
Но жди, что всё ж придется умереть…
Как дни бегут, и как они неторопливы!
И солнце иссушает плоть,
А дух, стеная, дни влачит унылы!
Господь! Суди нам миновать погибели извечной!
Спаси, приблизь к своим стопам!
Нам душу исцели и счастье дай навечно!
Так мы живем, увы, исхода нет
И лишь надежды согревает свет…
Строфы эти были исполнены такой мудрости и такого философского изящества, что дон Педро, и до сей поры уже по уши влюблённый, совсем изнемог от страсти. С этого дня ещё немало времени провёл кабальеро в доме доньи Инесы, слушая её вирши и речи, и лаская себя надеждами и страстными мечтами, пока, наконец, любовь не сказалась в нём с такой силой, что более он не мог уже сдерживать себя. И вот в один из дней он пришёл в желанный дом не в обычное время, а много позже. Удивлённая донья Инеса, выйдя к нему в неизменной своей мантилье, приняла его со словами:
— Любезный дон Педро! Я рада видеть вас в добром здравии, ибо вы не пришли нынче, и я подумала, что ваш недуг тому причиной.
— О, благородная донья Инеса! Вы и правы и не правы, подозревая во мне недуг. Ибо, хотя физически я и здоров, но жесточайший недуг точит моё сердце и мою душу. Этот недуг — любовь.
— Вот как? О какой же любви вы говорите, дон Педро?
— О любви к вам, моя прекрасная донья Инеса.
Услышав такие речи, донья Инеса отвернулась, и хотела было уйти, но пылкий кабальеро упал к её ногам и сказал так:
— Не гоните меня, прекрасная донья Инеса! Я люблю вас, но разве это преступление? Желание моего сердца — увидеть вас без этой мантильи. Ваш лик должен быть так же прекрасен, как и душа ваша. Дозвольте мне взглянуть на ваше лицо! Я молю вас так, как никого и никогда ни о чём не молил. Ваш ум пленяет меня! Ваши душа и характер — образец совершенства! Вы сама — воплощение изящества. Я прошу любви и руки вашей теперь же! Ваше лицо, которое я желал бы увидеть более всего на свете, должно быть так ослепительно прекрасно, что вы прячете его для того, чтобы ничтожные смертные не ослепли бы от вашей красоты! Но можете не открывать его теперь, скажите мне только, что отдаёте мне свою руку и свою любовь! Я готов ждать сколько угодно, лишь бы только увидеть ваш прелестный лик!
— А готовы ли вы жениться на мне, не увидев прежде моего лица?
— Д! О, да! — воскликнул дон Педро, ибо так сильна была в нём любовь, что он не боялся быть разочарованным, ибо был уверен в неземной прелести владычицы своей души.
Выслушав такие речи, донья Инеса остановилась, склонившись к кабальеро, положила руку ему на плечо и сказала так:
— Не скрою, дон Педро, что многие, кто видел меня в пору моего девичества и замужества говорили мне, что я красива. Верно, вы слышали, как многие говорили вам, что видели меня девочкой и уже тогда восхищались моею красотою. Я для того скрыла лицо своё, чтобы не дразнить чужие слабости, не вводить в искушение, и также для того, чтобы меня полюбили не за лицо моё, но за качества моего характера, ума и за моё благочестие. Многие кабальеро говорили мне о своей любви, но все ставили непременным условием показать сначала им моё лицо, и только потом желали просить моей руки…
— О, глупцы, — прошептал дон Педро.
Донья Инеса подняла своего воздыхателя, усадила его на один из диванов, а сама опустилась в кресло, что стояло полускрытое драпировками. Помолчав некоторое время, она сказал следующее: