— Вот тебе деньги, — продолжил дон Инасио, снимая с пояса кошелёк. — На них ты сможешь нанять порядочную кормилицу и экипаж, и купить всё, что нужно младенцу. Как только ты сделаешь всё это, поезжай в Хаэн и найди там донью Франсиску де Эспозито-и-Каррерас, что живёт близ монастыря Святой Анны в самом центре города. Передай ей этого ребёнка и скажи, что её названный брат посылает к ней свою дочь в надежде, что она примет её под свой кров как родную и займётся её воспитанием. Если исполнишь всё в точности, я дам тебе ещё ровно столько же денег, сколько даю сейчас. Но если донья Франсиска сообщит мне, что ты не доставила к ней ребёнка, то я разыщу тебя даже под землёй и берегись! Я потребую от тебя расплаты!
Старая повитуха в волнении поклонилась сеньору, положила ребёнка на стол и пересчитала монеты, которые дал ей кабальеро. На ладони у неё лежало десять полновесных дублонов, важно блиставших золотыми боками.
— Ого! Мой славный кабальеро! Этого хватит на то, что вы сказали, и ещё останется! А если вы дадите мне ещё столько же, то я готова вам и душу свою продать!
— Твоей души мне не надобно… — ответил ей дон Инасио. — Впрочем, я дам тебе не десять, а двадцать дублонов по окончании твоего дела. Но только уж ты выполни его подобающе!
— О! Не сомневайтесь, добрый мой сеньор! Не сомневайтесь! — вскричала старуха, которая вовсе и не собиралась обманывать столь славного и щедрого кабальеро.
— А ребёнка пусть окрестят… Лаурой, — немного поразмыслив, сказал дон Инасио.
— И это я сделаю с превеликим удовольствием! — уверила его повитуха.
На том они и расстались.
Я не стану говорить, каким долгим и мучительным переживаниям предавался мой славный дон Инасио. Несколько следующих дней он посылал справляться о здоровье своей невесты, но сам не являлся. Увидев такое дело, дон Гонсалво и донья Мария испугались, как бы не лопнуло терпение столь покладистого кабальеро, и не оставил он их Лауру без своего покровительства и попечения. Но страхи их были напрасны. Когда дону Инасио сообщили, что сеньорита Лаура здорова и вся семья с нетерпением ждёт его, он немедля ни минуты отправился в дом дона Гонсалво, чтобы взглянуть на свою невесту и решить, что же ему лучше всего предпринять.
Когда же сеньор вошёл в дом дона Гонсалво, то его пригласили во внутренний дворик. Там он сел и опять крепко задумался, слушая шум водных струй фонтана. Шорох платья оторвал его от собственных мыслей. Дон Инасио поднял голову и увидел свою Лауретту, которая вошла и стояла, скромно опустив глаза. Рядом с ней стояла её матушка. Дон Инасио поднялся и приветствовал их. Когда же он взглянул на сеньориту Лауру, то понял, что так любит её, что не станет ничего говорить её родителям, и не будет разрывать с нею помолвки. Приняв такое решение, он успокоился и даже повеселел. Однако, всё же, от глаз его не укрылось ни её волнение, ни некоторый страх, с которым Лауретта взирала на своего жениха, когда думала, что тот её не видит, ни глубокая печаль, затаившаяся в её глазах. А следы бессонных ночей и слёз явственно читались на бледных щеках его наречённой.
Подойдя к своей невесте, дон Инасио спросил:
— По-прежнему ли вы желаете видеть меня своим мужем? Ибо хотя моё желание быть вашим супругом и любовь к вам неизменны, но, ежели вы переменили свое решение, то я готов отступиться ради вашего счастья.
Лауретта, опустив глаза, ответствовала ему:
— Дон Инасио, я по-прежнему хочу стать вашей женою.
— Отчего же щёки ваши бледны и я вижу на них следы слёз? — нежно и с участием вопросил он.
— Всё это лишь следы моего недомогания и они скоро пройдут, — опустив голову и покраснев, тихо отвечала ему Лауретта.
О дне свадьбы, таким образом, было тут же уговорено между доном Инасио и доном Гонсалво, и, по прошествии двух недель, через день после того, как невесте сравнялось восемнадцать лет, дон Инасио и сеньорита Лаура обвенчались в той же самой церкви, в которой благородный кабальеро когда-то впервые увидел свою суженую.
Когда за молодожёнами затворились двери спальни, и они остались наедине, дон Инасио увидел, что молодая жена его сторонится его. Зная, чего она боится, дон Инасио подошел к ней, обнял и нежно сказал:
— Моя милая супруга! Прежде, думаю, нам следует помолиться, дабы испросить благословения у Неба на наш столь странный и удивительный брак. А после того я хотел бы кое-что сказать вам, кое-что, что давно лежит грузом у меня на сердце.