— О, дорогая моя! Монастыри наши полны, ибо ныне бедность благородных кабальеро достигла таких пределов, что для сохранения своей чести и для обретения хотя бы какого-нибудь куска хлеба дочери из благородных семей, да и сыновья тоже, идут в монастырь желают они того, или нет. Где то золотое время, когда Испания наша купалась в богатстве и изобилии? Бедный наш король дон Карлос! Как худо мы теперь стали жить! Говорят, Его Величество так слаб и так болен, что не может более заботиться о своих подданных так, как должно!
— Но в вашем доме есть достаток, крёстная? — спросила Марианна.
— О, милая моя! За то надобно сказать спасибо моему драгоценному покойному супругу, который не всё растранжирил из того, что отец и дед его собрали в колониях. Да и детей у меня нет. Все они, мои бедные крошки, успевали дожить только до Святого Крещения, — донья Росаура отёрла платком глаза, — а было их ровным счётом восемь душ. Денег нам тратить было не на кого. Ни дочерей-невест, ни сыновей-щеголей… Теперь осталась я одна, и вот только ты у меня и есть, дорогая моя доченька!
— Спасибо вам, милая моя крёстная!
— Ну, рано тебе ещё благодарить меня, душенька. А вот ты послушай, что я теперь тебе скажу…
Донья Росаура встала и в раздумье прошлась по комнате.
— Я думаю, что знаю способ как помочь тебе, дорогая моя крестница. послушай, что пришло мне в голову… Нарядное платье, о котором ты грезишь, совсем не обязательно обратит к тебе сердце того кабальеро…
— А что же? — в волнении воскликнула девушка.
— А вот что… Есть у меня одна вещица, которая точно сделает так, что этот кабальеро полюбит тебя! — сказав так, донья Росаура хитро усмехнулась.
— Но что же это за вещь, крёстная?
— А вот что… — донья Росаура не торопясь подошла к резной деревянной шкатулке, что стояла на изящном столике в углу комнаты, открыла её и вынула оттуда замечательной красоты белый веер.
Основа веера была сделана из слоновой кости. Тонкая роспись украшала его по всему переду, а драгоценные камни искусно обрамляли то, что создала кисть художника. Чего там только не было нарисовано! И дивные птицы, и чудные узоры, и плоды, и цветы!
— Этот веер не простой, — сказала донья Росаура, обернувшись к девушке. — Он — заговорённый.
Марианна, услышав такое, хотя и была примерно набожна, но всё же не сводила с веера глаз, ибо страдания сердца в девицах подчас много сильнее их любви к благочестию.
— Та, в чьих руках он окажется, обратит на себя внимание любого кабальеро. И кабальеро, раз взглянув на его хозяйку, полюбит её и будет любить до тех пор, пока сама сеньорита не захочет, чтобы было иначе! Я прознаю, как зовут того кабальеро, что покорил твоё сердце, и сообщу тебе его имя, а также и то, где тебе лучше всего будет показаться ему на глаза с этим веером.
Сказано — сделано. Сеньорита Марианна, взяв подаренный ей веер, отправилась домой, а донья Росаура, подкрепившись горячим шоколадом, села в портшез о направилась к дому своей близкой подруги доньи Маргариты де Кабрерос, супруги сеньора Мануэла Флорес-и-Ферреро.
Донья Маргарита, увидав старую подругу, расцеловала её в обе щёки и провела её к фонтанчику, который освежал внутренний дворик её богатого дома. Там она усадила донью Росауру на мягкий ковёр и предложила ей прохладительных напитков.
— Дражайшая моя подруга, — отведав лимонада, повела свою речь донья Росаура, — помнишь ли ты о желании своего сердца, про которое как-то говорила мне?
— Не о браке ли моего дорогого сына дона Карлоса ты ведёшь речь, Росаура? — прозорливо вопросила донья Маргарита.
— Именно об этом почтенном деле я и хотела с тобою говорить. Выбор твой некогда пал на сеньориту Марианну де Новаэс, мою крестницу, и я была этому душевно рада. Род Новаэсов древний и знатный, а из всех наследников женского пола только моя дорогая Марианна не поступила ещё в монастырь.
— Что же, говорила ли ты с сеньорами Новаэс о моём деле? — спросила донья Маргарита подругу.
— Нет, ведь ты, кажется, упомянула о том, что тебе желалось бы, чтоб и твой Карлос, и моя Марианна искренне бы полюбили друг друга, ведь только в таком случае сей брак мог бы быть удачным, соединив в себе не только знатность Новаэсов и богатство Флоресов, но и два юных любящих сердца.