Донья Маргарита с радостью приняла гостей, отвела их на самые почётные места, и принялась угощать лимонадом, фруктами и сластями, которых было подано в большом изобилии. Затем донья Маргарита проявила сугубое внимание к сеньорите Марианне и принялась расспрашивать её о разных обстоятельствах жизни её, о сёстрах и их монастырской жизни и о том, не собирается ли и сама Марианна последовать их примеру. Марианна же, будучи девушкой честной и никогда не имевшей нужды скрывать своих помыслов, ответила собеседнице, что в монастырь ей идти не хочется, а хочется выйти замуж. Донья Маргарита внимательно рассмотрела Марианну: отметила и её белокурые пышные волосы, и нежный румянец на щеках, и ровные белые зубы, и прекрасные тёмные глаза, опушенные ресницами, и белые руки с крепкими красивыми ногтями, и всё сложение, говорившее о непоколебимом здоровье и красоте девушки, и решила, что её выбор невесты для сына оказался даже лучше, чем она того ожидала. Тут же она сочла нужным расспросить девушку и о её предках, и с удовольствием выслушала и про дона Франсиско, который воевал в войске славной Изабеллы Кастильской, и про дона Рафаэла, прославившегося в боях с маврами при славном короле Альфонсо VII, и про дона Рикардо, бившегося под одним знаменем с Эль Сидом, и про совсем давнего предка по имени Муньо Телес, который первым встал под знамёна Ордоньо Астурийского и бился с ним при Гуадаселете.
— А что за веер ты держишь в руке? — спросила её промежду прочим донья Маргарита. — Покажи-ка мне его!
Сеньорита Марианна покраснела, развернула веер и, не зная, что ответить, посмотрела на крёстную. Однако в тот же самый миг в комнату, где расположились дамы, вошёл прекрасный кабальеро дон Карлос, сын доньи Маргариты. Мать радостно приветствовала его, кабальеро же, в свою очередь, почтительно склонился перед матерью, затем перед доньей Росаурой, которую он давно и хорошо знал, а после повернулся к сеньорите Марианне, которая с удивлением и смущением узнала в сыне хозяйки того самого кабальеро, что поразил её сердце и заставил её полюбить себя, хотя она не знала ни его имени, ни кто он таков.
Марианна смутилась и густо покраснела, а между тем донья Маргарита назвала Марианне своего сына, а ему так же назвала имя Марианны. Девица при том покраснела ещё больше, и в растерянности прижала свой богатый веер к груди. Дон Карлос, едва взгляд его упал на сеньориту Марианну, растерялся и того пуще и, поражённый, замер перед нею, так её красота запечатлелась в его сердце! Затем дон Карлос учтиво и вежливо склонился перед девушкой и попросил разрешения остаться с дамами, дабы участвовать в их беседе. Разрешение было охотно ему дано.
Дон Карлос сел поблизости от сеньориты Марианны и спросил её:
— Отчего я никогда не видел вас в доме моей матушки?
Марианна, преодолев смущение и ободрившись сознанием того, что на ней было надето богатое платье, а в руках её был чудесный веер, ответила:
— Оттого, что я только сегодня узнала её и была приглашена к ней.
— Какой красивый веер вы держите в руках! — продолжил кабальеро. — Однако как бы он ни был красив, он не может умалить вашей красоты, сеньорита, а только лишь ещё более оттеняет её.
— Этот веер — подарок моей крёстной доньи Росауры. Но прочее, смею думать, всего лишь лесть галантного кабальеро, — ответила девушка.
— Вовсе нет, — возразил дон Карлос. — Веер красив, но красота его искусственна и украшена изощрениями слабой человеческой фантазии. Ваша же красота — дар натуры и Создателя, и она настолько превосходит всё искусственное, насколько подлинное искусство и любовь Всевышнего Творца, коему известно всё и для которого нет ничего невозможного, превосходит слабые потуги человека, которому во всём положен свой предел.
Столь изысканный комплимент не остался втуне, и сеньорита Марианна поняла, что, как видно, она понравилась этому столь желанному ею кабальеро.
— А не вас ли я видел, — продолжил меж тем дон Карлос, — в церкви при монастыре босоногих кармелиток в прошлое воскресенье? Ваша скамья — одна из самых близких к алтарю и мой взгляд всегда невольно падал на вас и ваших благородных родителей. Мне кажется, что каждую воскресную обедню я видел вас там.
— Да, сеньор, это так. Каждое воскресенье я, моя матушка, и мой батюшка ходим на службу именно в это церковь. Но мне странно слышать, что вы приметили меня там. Ведь я могу признаться вам откровенно, что видела вас в храме молящимся, и мне казалось, что молитва ваша столь глубока, что вы не смотрите по сторонам и не замечаете ничего вокруг, как это и положено доброму католику.