— Моё имя Симон Бернардино д’Амброзио Дуарте. Я дворянин и скромный путешественник, уроженец города Рима, так как мать моя была римлянкой. Но предки отца моего были мадридцами, и с детских лет я жил в родном городе моего отца и никогда не совершал путешествий. Это — первое путешествие, предпринятое мною из любопытства и из желания познакомиться с прекрасной страной Андалусией. Эта задержка моего пути, которую вызвала непогода, теперь не только не огорчает, но радует меня, ведь я не только оказался в Андалусии, но и имею честь беседовать с коренными уроженцами этой земли, — я сделал поклоны всем кавалерам, кто до сей поры успел назвать себя.
Общество поклонилось мне и выразило шумное одобрение моим словам и удивление тому, что я оказался наполовину итальянцем и родился в Риме.
— Однако, — начала свою речь одна из дам, — отчего вы отдаёте дань только тем кабальеро, которые назвали себя? Отчего вы не предположите, что не только одни они, из собравшихся здесь, андалузцы?
— Простите меня, сеньора, но я только побоялся опередить события! — ответил я.
— Что же, коли вы такой деликатный кабальеро, то мы с сестрой, — тут она переглянулась с молодой девушкой, сидевшей с нею рядом, — только можем выразить вам своё восхищение. Позвольте же нам, сеньоры, также назвать себя, — обратилась дама уже ко всем.
Всё общество приготовилось со вниманием выслушать даму.
— Моё имя — донья Альфонсина Лусиантес–и-Руис де Кастро. Я уроженка Севильи, как мои брат и сестра, и ныне живу в этом славном городе близ монастыря босоногих кармелиток. Мой супруг — также севильянец и оба мы происходим из семей, что жили в Андалусии с самых тех времён, когда с этих земель были изгнаны мавританские правители. Мою младшую сестру зовут Мария Лусиантес, — дама указала веером, который она держала в руке, на девушку, сидевшую подле неё. — А сопровождает нас наш младший брат дон Родриго Лусиантес-и-Вега, — прибавила она. — А следуем мы в Кадис, так же, как и добрый сеньор дон Санчо, — дама поклонилась сеньору де Санта-Крус, а он поклонился ей в ответ.
Дон Родриго также поднялся и поклонился. Это был весьма скромный и красивый молодой человек, летами он был значительно моложе своей замужней сестры, потому никто не удивился тому, что она представила его, и никто не счёл, что это было неподобающе. Сеньорита Мария, сидевшая подле брата, была также очень красива. Голова её была покрыта белой кружевной мантильей, а в руках она так же, как и сестра, держала костяной веер. Когда старшая сестра назвала её имя, то она скромно поклонилась всем. Донья же Альфонсина, зрелая красавица, была покрыта чёрной шёлковой мантильей и вместе с сестрой они производили такое сильное впечатление, что всякий художник пожелал бы написать портрет этих двух дам.
Общество поклонилось донье Альфонсине, сеньорите Марии и дону Родриго, и отдало должное красоте дам и учтивости их кавалера.
За оживлением, вызванным знакомством, последовало невольное затишье. В это мгновение я размышлял вот каким образом. Надобно же было такому случиться, думал я, чтобы все дамы и кавалеры, застигнутые непогодой на постоялом дворе, были уроженцы Гранады, или Севильи. И все они были андалузцы до мозга костей и этим гордились. Эта мысль так воодушевила меня, что я решился нарушить тишину.
— Сеньоры! — начал я так. — Целью моего путешествия была Андалусия, как уже я и сообщил вам это. Мне хотелось собственными глазами увидеть то, о чём до сей поры я только читал в книгах или слышал в рассказах тех, кто успел тут побывать. Но также мне хотелось бы и встретить андалузцев, и послушать их рассказы о том, что могли бы они мне поведать, чего бы это ни касалось. Я думал составить книгу из тех заметок, что мне удастся написать самому, и из тех рассказов, которые мне доведётся услышать. Посему я сердечно рад тому, что встретил вас тут, сеньоры.
— Что же, нельзя не признать, что такие речи лестны для нас, как для местных уроженцев, — ответил мне сеньор Аугусто. — Что думаете вы, сеньоры?
— Мне эти речи так же приятны, но что же такого могли бы мы поведать человеку путешествующему и, к тому же, много знающему? — спросил дон Алонсо.
— Да ещё и писателю! — прибавил дон Хуан.
— Быть может вы, дон Бернардино (вы ведь позволите так вас называть?) вы скажете нам, чего бы вы хотели? По вашему лицу я вижу, что вы уже что-то придумали, — громко сказала донья Альфонсина.