Сеньорита Марианна, после знакомства с доном Карлосом, долгое время пребывала в неведении относительно своей судьбы, в то время, как все уже знали и о сватовстве дона Карлоса и о согласии её родителей, и только по временам часто взглядывала на веер, который подарила ей крёстная, гадая при этом: подействовал ли он или нет, как то было ей обещано?
Когда же дон Диего и донья Химена принимали в своём доме дона Мануэла, донью Маргариту и дона Карлоса, и тут же при них сообщили Марианне, что отдали её руку дону Карлосу, то вот тут-то сеньорита, сжав в руках веер, едва не упала в обморок от неожиданности и счастья. И только благодаря тому, что в порыве чувств она, сжав руки, сломала веер, она не лишилась чувств и тем самым не испортила впечатление о собственном здоровье в глазах сеньоров Флорес и об их правильном выборе для своего сына.
Затем сеньоры Флорес и Новаэс сыграли пышную свадьбу и соединили своих детей в той самой церкви, в которой молодые люди и обратили друг на друга внимание. Донья Росаура, присутствовавшая на столь радостном и уместном бракосочетании, после него забрала у доньи Марианны сломанный ею веер, присовокупив к тому, что она непременно его починит и, как знать, не понадобится ли он какой-либо из других её крестниц, которых у доньи Росауры было немало.
Остаётся только добавить, что сеньоры Новаэс не ошиблись в своих расчетах и, кроме внуков и внучек, получили так же и много подарков, которые позволили им безбедно лелеять закат свих дней. Дон Карлос Флорес-и-Кабрерос показал себя рачительным хозяином и добрым мужем. А донья Марианна после трёх лет своего счастливого супружества узнала от доньи Росауры, какого рода заговор был наложен на веер самой доньей Росаурой и её подругой доньей Маргаритой. И очень долго и весело смеялась и дивилась этому обстоятельству, наматывая его себе на ус и поглядывая на своего первенца-сына, и на свою новорожденную дочь. Ведь как знать, не придётся ли и ей когда-нибудь прибегнуть к подобному «заговорённому» предмету?
— Ах, какая весёлая история! — рассмеялась донья Альфонсина. — Но как хитра донья Росаура и как проницательна донья Маргарита!
— И как простоват оказался дон Карлос! — покачал головой дон Аугусто.
— Вероятно, все кабальерос несколько простоваты, — лукаво заметила донья Альфонсина.
— Но сеньорита Марианна также поверила в эту шутку, — заметил дон Алонсо.
— Однако к её оправданию может послужить то чувство, которое она испытывала к дону Карлосу, — сказала сеньорита Мария.
— И всё же грешно предаваться подобным мыслям и полагать, что колдовство или иное лукавство может послужить на доброе дело, — произнёс дон Родриго.
— Не могу не согласиться с вами, любезный сеньор, — сказал дон Санчо, — однако история эта так полна доброго лукавства, что я убираю все свои возражения и упрёки, которые было появились у меня при словах «заговорённый веер», ибо я так же, как и вы, не одобряю увлечений всем тёмным и сомнительным.
— Я согласна с вами, дон Санчо, и с тобою, Родриго, — кивнула головой сеньорита Мария, — но не могу не сочувствовать сеньорите Марианне и не радоваться за неё!
— У тебя нежное и доброе сердце, сестра, — с любовью приметил дон Родриго.
— Как же вы скучны, мои сеньоры! — вскричала донья Альфонсина. — Как скучны все эти рассуждения!
— Ах, и мы тоже так думаем! — воскликнули дон Алонсо и дон Хуан.
А дон Аугусто сказал, обращаясь к сеньорите Марии, дону Родриго и дону Санчо:
— Не слишком ли вы рассудительны для вашего столь юного возраста?
— Полагаю, что мой возраст даёт мне право быть рассудительным, — ответил ему дон Санчо. — Сеньориту же Марию вам не в чем упрекнуть. А дон Родриго своим рассказом продемонстрировал уже нам, сколь высоки устремления его благородной души. Но мы вовсе не хотим сказать, что рассказ нам не понравился, дон Бернардино! — прибавил он с чувством, обратясь ко мне. — Это был великолепный рассказ, и он достойно завершил наш Октомерон, который мы так вольно решили здесь начать!