— Да, да! — вскричали все хором и наперебой принялись хвалить меня и выражать мне свои восторги.
— И, конечно, мы благодарны вам за то, что вы позволили нам провести здесь эти восемь дней не только не скучая, но и развлекаясь способом, достойным королей! — прибавил дон Аугусто.
Все сеньоры, каждый по-своему, изъяснили мне свою благодарность и я, польщённый, ответил им тем же, в свою очередь, благодаря их и за рассказы и за общество. Затем я спросил:
— Дозволено ли будет мне, сеньоры, все те рассказы, что я услышал от вас, описать в своей книге и представить на суд читателей?
— Конечно, — наперебой заявили мне все.
— Но только с одним условием, — сказал дон Санчо.
— С каким же? — спросил я.
— Все имена, и наши, и те, которые вы услышали в наших рассказах, вы должны будете переменить. Место же действия, нашу Андалусию, оставьте, как есть, ибо ведь это наши андалусские сказки, и было бы несправедливо приписывать эти истории другим областям нашей прекрасной Испании.
С этим все согласились, согласился так же и я, поклявшись всё исполнить в точности. И скажу, что я не нарушил этой клятвы и исполнил её.
После этого наша беседа ещё продолжалась какое-то время, а затем мы разошлись, ибо утром всем нам предстояло расстаться. И так и случилось. Рано поутру, дружески распрощавшись, мы разъехались, каждый отправившись по своим делам.
Послесловие
Итак, я окончил своё путешествие по Андалусии. Я побывал в Малаге, увидел океан и проехал по побережью, удивляясь его пустынности и заброшенности. Я увидел старые крепости и сады, увидел церкви, мрачно нависающие своими фасадами над узкими улицами. Я побывал в Севилье, и несколько раз прошёл мимо монастыря босоногих кармелиток, будто бы прогуливаясь туда и сюда, в надежде увидеть на балконе какую-либо красавицу с самоцветным гребнем в волосах, скрывающую своё лицо мантильей. Я подивился изящным и в то же время основательным решёткам на окнах и балконах, белым и жёлтым каменным домам, извилистым улочкам, апельсиновым и гранатовым деревьям, пальмам, в изобилии возросшим здесь. Я выслушал немало легенд и преданий, рождённых на улицах Севильи. Я стоял над Гвадалквивиром, и жаркое солнце опаляло меня. И ароматы будто бы застывали в воздухе и опадали, не доносясь до измученного солнцем обоняния таких же любопытных путников. Днём тут не было жизни, но я узнал, что жизнь кипела в полумраке и ночной прохладе.
Я был в Гранаде, я видел Альгамбру и стоял на её полуразрушенных стенах. Сад, пришедший в запустение, всё же цвёл и благоухал, освежая своей благодатной тенью странников, рискнувших забрести в этот заброшенный край. Я смотрел на Альбайсин и вспоминал благородного дона Родриго, а с ним и дона Инасио, самого благородного дворянина из тех, о ком мне доводилось слышать. В голове моей пролетали мысли о настоящем, воспоминания о прошлом, и мечты о будущем.
Окончив своё путешествие, и сполна насладившись новым, неизведанным мне краем, я вернулся в Мадрид, терзаемый тоской. Ибо Андалусия, хотя и была прекрасна, но всё же оставила в душе моей весьма грустное впечатление. Пустынные горы и долины, жаркие города, океанский берег и люди, гордые и даже в упоении чувств не терявшие той строгой сдержанности, которая так отличает жителей этого края, не возбудили в пылком полуиталиянском сердце моём ответной любви. Я смотрел на них и думал, что, ежели кому из них доведётся в порыве ревности схватиться за кинжал, то и тогда поступок этот будет исполнен не страсти, но сурового рока. В этом краю даже запахи не пленяли обоняния так, как в краю моей матери, в котором мне довелось родиться. Пальмы — экзотические пальмы! — были строги и равнодушны. Крики попугаев и стоны горлиц наводили на меня тоску. Тёмные воды Гвадалквивира и быстрые потоки горных речушек ничуть не развлекали моего одиночества, и наводили на меня самые печальные фантазии.
Посему я поспешил перечитать записки, сделанные мною на постоялом дворе в Лохе. И, хотя многие, изложенные в них рассказы, были печальны и мрачны, я всё же возрадовался тому, что восемь дней в Андалусии были проведены мною в таком милом моему сердцу обществе. Я поспешил переписать их, и сделал это не без удовольствия. Я переменил имена их героев и рассказчиков, и снёс записки моему издателю, присовокупив, что следующее моё путешествие будет в Италию, на мою первую родину. И, верно, там я тоже смогу найти немало историй для новой книги.