Когда грабителя или налетчика заставали на месте преступления, немедленно начиналась охота за ним. Каждый день на улицах Петрограда происходили десятки таких инцидентов. Они начинались с пронзительных криков:
— Вор! Держи вора! Убей его!
В одно мгновение эти крики подхватывали сотни глоток. Все бросали свои дела и принимали участие в погоне. Поскольку преследователи прибывали из боковых переулков, из соседних домов, у жертвы уйти от погони никаких шансов не оставалось. Рано или поздно преступника загоняли в какой-нибудь подъезд или погреб. Если он был вооружен, следовала осада, продолжавшаяся до тех пор, пока у него не заканчивались боеприпасы. Обычно преступник знал о своей участи и приберегал последнюю пулю для себя.
Представитель американского военного управления в Петрограде рассказал мне о следующем инциденте, которому он стал свидетелем. Одна женщина выбежала на улицу за пятнадцатилетним мальчиком. «Он украл мой бумажник; он украл мой бумажник!» — кричала она. Жалкий визжащий мальчишка бешено убегал от нее по улице. Он был пойман прохожими, собралась толпа. На беззащитную голову посыпался удар за ударом. Воздух наполнили детские вопли страха. Женщина в ужасе от того, что она натворила, бросилась обратно в дом. Еще раз она начала отчаянные поиски и вдруг откопала в темном углу пропавший бумажник. Она снова выбежала на улицу, размахивая бумажником и громко крича о своей ошибке. Но было слишком поздно: детские крики утихли; избитое и безжизненное тело только что бросили в канал. Болезненная досада охватила толпу. Ярость выросла в их сердцах. При царе их безжалостно избивали и мучили. Их наставником была грубая сила. Они бросились на женщину и применили единственный метод, который знали. Они избили ее до смерти и сбросили в канал.
Беззаконие, подстерегающие вокруг опасности и частые сцены кровопролития, держали человеческую психику в постоянном напряжении. Люди передвигались в городе подобно диким зверям в джунглях — в постоянном ожидании внезапного нападения, всегда готовые бежать или наброситься на врага. Из-за этого люди попадали в крайне нелепые положения.
Идя домой в 2 часа ночи, один из моих приятелей услышал за собой шаги. Тревожное ощущение преследования заставило его идти быстрее. Незнакомец тоже ускорил шаг. Приятель замедлил движение, как и тот, что шел позади него. Вокруг никого не было, улица буквально вымерла. Чтобы не оказаться застигнутым врасплох нападением, мой приятель решил прибегнуть к хитрости: он выбрал подъезд и остановился, прислонившись там спиной к запертой двери. Чужак, отстававший на полквартала, сделал то же самое. В течение двух часов они стояли на жестоком морозе, следя друг за другом. Наконец, когда приятель выкурил последнюю сигарету, он решил нарушить молчание и крикнул:
— Чего вы ждете, черт побери?
— Я жду, когда вы пойдете дальше!
Приятель узнал голос неизвестного: это был родственник, с которым он проживал в одной квартире. Продрогшие до костей, но испытывая явное облегчение, они оба продолжили путь вместе. Пока они шли, приятель выслушал рассказ родственника о том, как его пугало поведение зловещей фигуры, маячившей перед ним.
В сложившейся обстановке стремление людей принимать меры предосторожности выглядело вполне естественным. Иногда же из опасений худшего они переходили от простой предосторожности к агрессии. Тогда происходили драматические сцены или забавные эпизоды. Один такой случай произошел с другом нашей семьи — полковником, человеком весьма представительным и грозным с виду.
Стоя на задней площадке переполненного трамвая, полковник вдруг заметил рядом с собой сомнительного вида субъекта. У него были плутоватые глаза, и полковник решил следить за ним в оба. Как раз в этот момент трамвай сделал резкий поворот. Незнакомец потерял равновесие и всей своей массой навалился на полковника. Когда чужак встал на ноги, полковник ощупал свой карман и обнаружил, что там нет золотых часов. Без малейшего колебания он схватил соседа за рукав и пробасил ледяным тоном:
— Отдай часы!
С неожиданной резвостью незнакомец вырвался, спрыгнул с движущегося трамвая и побежал в направлении площади. Полковник стал его преследовать. Хотя и не первой молодости, он находился в хорошей физической форме и настиг похитителя посреди площади. Полковник схватил беглеца за воротник и свирепо прогромыхал:
— Отдай часы или убью!
Незнакомец поник, побледнел и трясущимися пальцами вытащил золотые часы с цепочкой. Полковник взял свою вещь, дал на прощание вору подзатыльник и, успокоившись, зашагал прочь с торжествующим видом. Однако он был раздосадован сверх меры, когда, вернувшись домой, обнаружил свои собственные часы преспокойно лежащими на столе, где они и были оставлены.
То ли полковник завладел собственностью другого человека, украденной карманником, то ли он запугал невинного человека до такой степени, что тот расстался с собственными часами, — сказать невозможно. Но этот вопрос поднимался бесконечное число раз друзьями полковника, которых забавляло его смущение при каждом упоминании этого инцидента.
Грабежи, стрельба, линчевание и убийства стали частью повседневной жизни. Люди начинали осознавать, насколько разительно отклонилось их поведение от нормы, только тогда, когда сталкивались с инцидентами, столь же нелепыми, как упомянутый случай с часами.
В течение девяти месяцев сложный организм современного города упростился до примитивного состояния, в котором каждый отдельный человек был вынужден полагаться в целях самозащиты и обеспечения свой семьи исключительно на себя. Вся страна барахталась в котле анархии, пока большевики не почувствовали себя достаточно сильными, чтобы взять бразды правления в свои руки.
С каждой неделей продовольствия становится все меньше. Плитка шоколада или фунт безвкусных леденцов стоили от 7 до 10 рублей, т. е. по крайней мере доллар. Половина петроградских детей не имела молока; во многих гостиницах и частных домах его не видали по целым месяцам. Хотя был фруктовый сезон, яблоки и груши продавались на улицах чуть ли не по рублю за штуку…
За молоком, хлебом, сахаром и табаком приходилось часами стоять в очередях под пронизывающим дождем. Возвращаясь домой с митинга, затянувшегося на всю ночь, я видел, как перед дверями магазина еще до рассвета начал образовываться «хвост», главным образом из женщин; многие из них держали на руках грудных детей… Карлейль говорит в своей «Французской революции», что французы отличаются от всех прочих народов мира способностью стоять в «хвостах». Россия начала приобретать эту способность в царствование Николая «благословенного», еще с 1915 года — и с тех пор «хвосты» появлялись время от времени, пока к лету 1917 года окончательно не вошли в порядок вещей. Подумайте, каково было этим кое-как одетым людям выстаивать целые дни напролет на скованных и выбеленных морозом петроградских улицах в ужасную русскую зиму! Я прислушивался к разговорам в хлебных очередях. Сквозь удивительное добродушие русской толпы время от времени прорывались горькие, желчные ноты недовольства… Разумеется, театры были открыты ежедневно, не исключая и воскресений. В Мариинском шел новый балет с Карсавиной, и вся балетоманская Россия являлась смотреть на нее. Пел Шаляпин. В Александрийском была возобновлена мейерхольдовская постановка драмы Алексея Толстого «Смерть Ивана Грозного». На этом спектакле мне особенно запомнился воспитанник императорского пажеского корпуса в парадной форме, который во всех антрактах стоял навытяжку лицом к пустой императорской ложе, с которой уже были сорваны все орлы… Театр «Кривое зеркало» давал роскошную постановку шницлеровского «Хоровода».
Эрмитаж и все прочие картинные галереи были эвакуированы в Москву; однако в Петрограде каждую неделю открывались художественные выставки. Толпы женщин из среды интеллигенции усердно посещали лекции по искусству, литературе и популярной философии. У теософов был необычайно оживленный сезон. Армия спасения, впервые в истории допущенная в Россию, заклеивала все стены объявлениями о евангелических собраниях, одновременно изумлявших и забавлявших русскую аудиторию…