Тем не менее после октября 1917 года периодические перерегистрации членов большевистской партии, установление уровней членства (член, кандидат, «сочувствующий») и публично выраженные сомнения в классовом и политическом происхождении новичков вызывали у лидеров партии постоянное беспокойство по поводу революционных качеств ее рядовых членов. После Октября большевистская пресса опубликовала множество свидетельств о значительной лояльности партии на местном уровне, хотя сообщения даже о старых местных комитетах создавали впечатление в лучшем случае материальной поддержки[141]. Газеты часто сообщали о прекращении формальных и неформальных связей между большевистскими и меньшевистскими организациями[142]. Также видное место занимали рассказы о переходах в большевистскую партию из других[143]. В то же время не скрывалась нехватка кадров и ресурсов в провинциальных большевистских организациях, что, как говорилось в одном из местных отчетов, оставляло «совершенно неиспользованным это большевистское настроение масс»[144]. В статье под заголовком «Нет большевиков, нет меньшевиков» «Известия», газета Петроградского Совета, опубликовали обещание рабочего голосовать за того, кто обеспечит немедленный мир, землю и контроль рабочих над промышленностью[145]. Меньшевистские газеты усеивали свои колонки цитатами большевиков, выражавших сомнения в собственной партии: так, например, они приводили слова Луначарского, который опасался, что партия принимает в свои ряды все больше «безыдейных чиновников»[146]. Объявления о создании новых местных большевистских ячеек обычно сопровождались примечанием о том, что они уже заручились поддержкой местного населения, несмотря на пока не лучшую организацию[147].
В эти первые недели лидеры большевиков довольно откровенно говорили о том, как членов их партии воспринимали в стране в целом. В конце декабря 1917 года большевик со стажем Е. М. Ярославский привел слова писателя Максима Горького о преобладающем отношении к большевикам в деревне:
Идейных большевиков, чистых социалистов, деревня не знает. Большевик для нее – тыловой солдат. Этот тыловой солдатский большевик и хулиганствует главным образом. Человек зоологический сумбурный, он называет себя «большевиком» потому, что убежден: подобных ему – всего больше[148].
Эта проблема была связана с общим невежеством и незнанием многих новых терминов. Товарищи в регионах, писали «Известия», не понимали значения перехода власти в руки рабочих, солдат и крестьян и еще не осознавали, «к чему нас обязывает Октябрьская революция»[149]. «Чего хотят большевики?» – спрашивали авторы «Социал-демократа», невольно передавая этим заголовком представление о большевиках как о «чужаках» или «незнакомцах». Обыватель хочет знать ответ на этот вопрос, говорилось далее. Отделяя его от рабочих и солдат, которые «отлично знают, что большевики защищают интересы бедноты», газета определяла обывателя как «мелкого лавочника, ремесленника, учительницу, среднего почтового служащего, телефонистку». Обыватели верили слухам, распространяемым по столице о том, что «“большевики – это грабители”. “Большевики хотят все отнять”. “Большевики – немецкие агенты”. “Большевики – противники всякого порядка”. “Большевики – насильники”»[150]. На собрании учителей, состоявшемся примерно через месяц после переворота, Ярославский был удивлен вопросом одного из присутствующих о том, кто именно сейчас находится у власти в России[151].
Несмотря на заверения большевистской прессы, что «мелкому люду» – этим «слепым орудиям капитала» – не грозит опасность, попытки новой власти схематично охарактеризовать себя, используя прием контраста, не сулили ничего хорошего для неприсоединившихся к революции[152]. «Не надо, братья, сомневаться / В часы суровой темноты», – начиналось стихотворение под названием «Побольше веры», появившееся в «Правде» в ноябре[153].
141
Отчет о судьбе Московского областного бюро РСДРП в период между июльской и декабрьской конференциями создавал впечатление о неустойчивой поддержке, несмотря на попытки связать ее с периодами большевистской агитации (Социал-демократ. 1917. 15 дек.).
143
Правда. 1917. 2 дек. Размывая границы между партиями, автор отметил, что, хотя до сих пор он считал себя левым эсером, его симпатии к большевизму были давно известны Центральному комитету. Он всегда голосовал с большевиками, будучи членом Петроградского Совета, примкнул к большевикам в своем уезде и посылал деньги в ЦК. Ср. горестное замечание Мартова в октябре 1918 года о переходе меньшевиков,
144
Рабочий путь. 1917.26 окт. См. также раздел «Партийная жизнь» в «Правде» от 27, 28, 31 октября и 9 декабря 1917 года.
145
Известия. 1917. 2 нояб. Дополнительно о неоднозначности партийных ярлыков см.: Известия. 1917. 3 нояб.
148
Социалист-демократ. 1917. 21 дек. Е. Д. Кускова также использовала слово «зоологический» в 1922 году для описания хода «русской революции», хотя И. А. Бунин не согласился с этим термином, заметив, что «в мире зоологическом никогда не бывает такого бессмысленного зверства, – зверства ради зверства, – какое бывает в мире человеческом и особенно во время революции» [Бунин 1991:403].