Мари шла и смотрела на Джозефа, потом отворачивалась от него – и снова смотрела. При этом губы ее беззвучно шевелились, шея была неестественно напряжена, а правая бровь слегка подергивалась. Мари то и дело перекладывала пакет с леденцами из одной руки в другую – точно несла ежа. Вдруг она споткнулась о бордюр, неловко взмахнула руками, вскрикнула и… уронила пакет.
– О Господи! – Джозеф поспешно подхватил пакет с земли. – Посмотри, что ты наделала! Нескладеха!
– Нет, наверное, мне лучше было сломать лодыжку… – пробормотала Мари.
– Это же были самые лучшие черепа – и ты их испортила. А я так хотел привезти их домой и показать друзьям…
– Прости меня, – еле слышно сказала она.
– Прости, прости!.. – с досадой выкрикнул Джозеф, мрачно заглядывая в пакет. – Черт-те что! Где я теперь найду такие? Нет, это просто невыносимо!
Поднялся ветер. На узенькой улочке не было ни души – только Мари и Джозеф, почти зарывшийся лицом в свой пакет. Никого. Только они вдвоем, вдалеке от всего мира, за тысячи миль отовсюду – откуда ни возьми… А вокруг- пустой, ничего не значащий для них город. И голая пустыня, над которой кружат ястребы.
Чуть впереди, на крыше оперного театра, сверкали фальшивым золотом греческие статуи. В какой-то пивнушке надрывался граммофон, чужие слова уносил ветер.
Джозеф закрутил верх пакета, чтобы тот не раскрывался, и с досадой сунул в карман.
Они как раз успели на гостиничный ленч к половине третьего.
Сидя за столиком напротив Мари, Джозеф молча зачерпывал ложкой альбондигасский суп. Пару раз Мари весело заговаривала с ним, указывая на настенные фрески, но он только хмуро смотрел на нее и молчал. Пакет с разбитыми черепами лежал рядом на столе…
– Senora…
Коричневая рука убрала со стола суповые тарелки. Вместо этого появилась большая тарелка с энчиладами [Блинчик с острой мясной начинкой].
Мари подняла взгляд.
На тарелке лежало шестнадцать энчилад.
Она взяла в руки вилку и уже потянулась, чтобы взять себе одну штуку, но вдруг что-то ее остановило. Она положила вилку и нож по обеим сторонам тарелки. Оглянулась, посмотрела на расписные стены, затем на мужа… Взгляд ее снова вернулся к энчиладам.
Шестнадцать. Одна к одной – вплотную друг к другу. Длинный ряд…
Мари принялась считать их.
Один, два, три, четыре, пять, шесть.
Джозеф выложил одну на тарелку и съел.
Шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать.
Она спрятала руки на коленях.
Двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать.
Мари закончила считать.
– Я не хочу есть, – сказала она.
Джозеф положил перед собой еще одну энчиладу. Начинка, запеленутая в тонкую, как папирус, кукурузную лепешку. Вот он отрезает кусочек и кладет в рот… Мари мысленно представила себе, как этот кусочек пережевывается у него во рту, смачивается слюной, хрустит – и зажмурилась.
– Ты чего? – спросил он.
– Ничего, – сказала она.
Осталось еще тринадцать энчилад – они были похожи на маленькие посылки или конвертики с младенцами…
Джозеф съел еще пять.
– Что-то мне нехорошо, – сказала она.
– Ела бы нормально – и все.
– Не хочу.
Он покончил с энчиладами и, открыв пакет, достал оттуда один из полураздавленных черепов.
– Может быть, не надо здесь?
– Почему это еще? – Джозеф смачно откусил одну из глазниц и принялся жевать. – А они ничего, – сказал он, перекатывая леденец на языке. После этого отхватил еще один кусок. – Очень даже ничего.
Она вдруг заметила выдавленное на черепе имя.
Там было написано "Мари".
Это надо было видеть, как она собирала чемоданы – свой и его. Бывает, в спортивных репортажах кадры прокручивают наоборот; например, только что спортсмен прыгнул с трамплина в воду – и вот он уже запрыгивает задом наперед обратно, на спасительный трамплин. Так и сейчас на глазах у Джозефа вещи словно сами собой залетали обратно в чемоданы: пиджаки-в один, платья-в другой… Перед тем как юркнуть в коробки, в воздухе птицами парили шляпы… Туфли, словно мыши, разбегались по полу и исчезали в норках. Наконец чемоданы закрыли свои пасти, клацнули замки и повернулись ключи. Все.
– Ну вот! – воскликнула Мари. – Все запаковано! Боже мой, Джо, как я счастлива, что мне удалось тебя уговорить.
Подхватив чемоданы, она засеменила к двери.
– Подожди, дай я помогу, – сказал он.
– Да нет, мне не тяжело, – покачала головой она.
– Но ты же никогда не носила чемоданы. И не надо. Я позову посыльного.
– Ерунда, – проговорила Мари, задыхаясь от тяжести.
Уже на выходе из номера мальчишка-посыльный все же выхватил у нее чемоданы с криком: