— Если бы я кончил гимназию, — уставил Северьянов черные большие зрачки в лицо Дьяконову, — я бы не пошел просить у вас место учителя.
— Вот как? — показал мокрые хрящеватые ноздри кадет и, мягко махнув над столом ладонями, с пристальным любопытством всмотрелся в Северьянова. — А чем бы вы занимались тогда?
— Я бы пошел в университет доучиваться. — И себе сказал: «Из носа течет, а говорит свысока». Северьянов считал чванство самым контрреволюционным признаком в человеке.
— А я полагаю, — вмешался Баринов, — не дело нам Северьянова стричь под одну гребенку с барышнями. Он как-никак, а защищал родину, два тяжелых ранения имеет…
— И ваш родственник? — бросил, как палку в колеса, кадет. Баринов, вздрогнув, притих.
— Кровное родство, — шмыгнул носом и развалился на своем кресле Гедеонов, — при известных обстоятельствах ни к чему не обязывает: общая колыбель детства создает лишь одинаковые привязанности и привычки. Настоящее же родство — в единстве убеждений, приобретенных длительной совместной борьбой и жертвами во имя высоких общих идеалов.
Говоря это, Гедеонов с достоинством помахивал пенсне на шнурке. Дьяконов тихо наклонился над столом и каким-то робким фальцетом пропел:
— Если в нервах и крови не утрачено накопленное предками, то кровь крепче всего соединяет людей.
«Нашли время, чертовы куклы, философию разводить! — с нетерпением подумал Северьянов. — Кончайте поскорей волынку с моим заявлением! — Стиснув зубы почти до скрипа, скользнул злым взглядом по восковому длинному носу Дьяконова: — У этого кадета глаза за носом ничего не видят».
А Дьяконов в эту минуту, казалось, совсем забыл о присутствии Северьянова и перебирал уже какие-то бумаги на столе.
— Я предлагаю, — выговорил твердо Баринов, — назначить Северьянова в Пустую Копань. Пусть там в лесной глуши медведям да дезертирам свою большевистскую программу разъясняет.
Дьяконов с ядовитым умилением сузил сухие глаза:
— В Пустую Копань? Но туда уже намечена кандидатура.
— Эта ваша кандидатура совсем не имеет специального образования.
Дьяконов глянул на Северьянова опять из-под стекол пенсне:
— Прошу вас на минутку оставить нас.
Когда Северьянов вышел, кадет привстал и положил костлявые ладони на стол.
— Вы настаиваете?
— Совершенно категорически.
— Кроме родства, какими мотивами располагаете?
— Северьянов имеет хотя и экстерное, но специальное образование. И повторяю: он фронтовик, дважды тяжело ранен.
Вытянув из острых плеч худую тонкую шею, кадет пропел с поклоном:
— Нам нужно обучать людей грамоте, а не стрельбе из пушек. — И мягко Гедеонову: — Ваше мнение?
— В Пустую Копань можно, пожалуй, назначить.
— Гм-гм… что ж, раз большинство «за» — подчиняюсь большинству.
Гедеонов быстро встал, вышел в коридор. Лукаво улыбаясь, предложил Северьянову зайти в кабинет. Когда Северьянов проходил мимо, сказал ему тихо:
— Пришлось за вас копья поломать. — Проводив глазами Северьянова до дверей, подошел к молодым учительницам, ожидавшим кассира. — Хорош? В вашу Красноборскую волость только что назначен. Большевик.
— Большевик?! — с веселым любопытством переспросила учительница в черном бархатном пальто.
— Самый настоящий. Для вас, Серафима Игнатьевна, я лично постарался. — И, вскинув брови, залился шелестящим тихим смешком.
— Спасибо, Матвей Тимофеевич! У нас скучища ужасная. Наши красноборские кавалеры брюзжат, как осенние мухи.
— Только предупреждаю: парень серьезный. Шутить не любит. Все за чистую монету приемлет.
— Ладно уж, не пугайте.
Хлопнув сердито дверью, из кабинета вышел Баринов. Молча поклонившись учительницам, направился в глубь коридора.
Гедеонов зажег новую папироску, закурил, возвратился в кабинет и сел в свое кресло. Дьяконов со сладкой миной передавал Северьянову заявление с резолюцией о назначении его в Пустокопаньскую школу.
— Зайдите в канцелярию. Желаю всяческих успехов. Напрасно сомневались в моем к вам добром расположении.
Северьянов, забыв откланяться и поблагодарить доброжелателя, быстро скрылся за дверью.
— Вот таких хамов, — прошептал кадет, — мы посылаем воспитывать крестьянских детей. — Опускаясь медленно в кресло, он тихо выговорил, обращаясь уже к Гедеонову: — Матвей Тимофеевич, к примеру будучи сказать, Баринов мне ясен: он что-то около правого эсера. А какой партии вы… ну, хотя бы сочувствуете?