Эти песни распространяются посредством магнитофонных записей, — процесс, известный как магнитиздат (‘публикуемый/издаваемый с помощью магнитофона’ по аналогии с самиздатом, ‘издаваемый самим автором’). Записи сделаны на выступлениях певцов-поэтов, и часто с перезаписей таких выступлений, передаваемых по радио извне СССР (радиздат [192]). Так же как весь тамиздат (материал, опубликованный за рубежом СССР, т. е. «там»), издание «YMCA» оставляет у нас чувство, что оно становится доступным для тех, кто менее всего в нём нуждается; хотя, что касается подпольных песен, это чувство тоже должно вызывать у слушателей ярость, рождающую больше надежд, чем другие подпольные литературные жанры. Дело в том, что в то время как число копий, скажем, «Архипелага Гулаг», которое попадёт в руки настоящей читающей публики, будет маленьким, подпольные песни — даже с помощью только радиздата, — переносятся в головы тысяч людей и могут передаваться из уст в уста. В случае Александра Галича, величайшего гражданского поэта магнитиздата, он сознательно, как мы знаем из его собственных слов, выбрал песню как средство информации, чтобы быть уверенным, что его обращение, призыв к людям достигнет максимума запоминаемости и воздействия на публику.
Мы — за пределами СССР — должны, следовательно, смотреть на эту публикацию в первую очередь как на исторический документ, который фиксирует данную здесь информацию до того дня, когда отечественные историки культуры получат возможность сделать объективную оценку своих собственных традиций. Следовательно, давайте рассмотрим «Песни русских бардов» с этой точки зрения и попытаемся оценить точность и представительность предлагаемой картины подпольной песни как единого целого.
На базе материала, собранного в данной коллекции, можно сформулировать обоснованный вывод о характерном тематическом диапазоне подпольной песни. Здесь есть два полюса: сатирический и лирический. Без сомнения, сатирический полюс — это то, что больше всего приковывает внимание и то, что выживет как наиболее важный компонент этого очень большого собрания. Лирические песни, надо признать, содержат довольно высокую пропорцию шлака; вполне можно подумать, что эти произведения не публикуемы в стране их происхождения в первую очередь потому, что ни один уважающий себя советский литературный редактор не пропустит их из чисто литературных соображений. Оторванные от авторского исполнения и появившиеся в напечатанном виде, некоторые из текстов подпольных лирических песен едва разнятся со множеством вялых, сентиментальных стихов, вытекающих потоком из-под советских печатных прессов. Отличительная черта всех этих песен, однако, — меланхолия; а как мы знаем, слишком много меланхолии — это опасная вещь по официальным советским стандартам. Неприятность заключается в том, что от неё можно очень легко опуститься до нытья и жалости к себе.
Выпущенное собрание составлено исключительно из песен известных авторов (по-русски это звучит как «авторские песни»). Это означает, что оно не включает сочинения из двух сфер, составляющих существенный процент всего объёма подпольных песен. Первая из них состоит из большого количества песен, связанных с опытом трудовых лагерей; их авторство забыто и стало истинным фольклором; стоит собраться вместе двум-трём людям — эти песни поются. Вторая группа — официальные песни из прошлого. Как мы знаем, нет ничего в советской культуре любого рассматриваемого времени так бунтарски антиправительственного, как официальная культура ранних периодов. Пожалуй, самый известный пример такого рода — это советский партийный гимн, подлинные (первоначальные) слова которого датировались 1936 годом и в наше время стали карикатурно эффектны, как слова любой подпольной песни, сочинённой с целью проклясть культ Сталина. Сейчас советский гимн оснащён свежим текстом, сопровождающим новую Конституцию, и больше не может быть известен под своим неофициальным названием, какое было у него в течение многих лет, — «Песня без слов». Как бы то ни было, указание на эти два вида подпольных песен, — это не критика представленного собрания. Возможно, сейчас собиратель мог бы обратить своё внимание на сбор дополнительной коллекции анонимных и старых официальных песен.
192
Термин, употребляемый автором, не прижился ни в среде западных исследователей авторской песни, ни тем более в России.