В разных публикациях одноимённая фильму песня в разной степени фольклоризирована: от в однем и тем полке до почти вполне литературного в одном и том полку, и от тады до тогда. Из редакций, которые можно встретить в интернете, мы выберем «народный» вариант, две первые строфы которого совпадают со звучащими в фильме (третья строфа в нём опущена):
Текст, естественно, не имеет канонической редакции. То в него вставляется отдельным стихом «За мной! Вперед! Ура!», то повторяются первые строфы, то после третьей добавляются ещё несколько гротескных строф в духе народного чёрного юмора. Заметно, что текст был воспринят как фольклорный и как таковой приспосабливался и дополнялся. Но в приведённом нами виде этот текст выказывает наибольшую степень соответствия оригиналу, вольным переложением которого он, безусловно, является:
Связь нашей песни с этим стихотворением Людвига Уланда никем не оспаривается, но говорить о переводе, как это иногда делается, едва ли корректно: слишком значительны различия как в проработке лирических мотивов, так и формально-стиховые. Стоит, однако, обратить внимание на соответствие оригиналу количества строф и распределения в них мотивов в приведённом нами варианте песни: в первой строфе сообщается о товарище (хотя в русском варианте о них обоих сообщается от лица рассказчика), во второй — о пуле и гибели товарища (уже — моего, как в оригинале, — меняется повествовательная точка зрения), в третьей — о невозможности рукопожатия.
Близость текста Уланда к разговорной народно-поэтической стихии выражена достаточно скупо, но определённо: сокращения согласного (hatt’, gilt’s, war’s, ew’gen), объяснимое и маршевым ритмом, просторечно-диалектальное nit вместо nicht, незарифмованность первого стиха во всех трёх строфах. В остальном язык стихотворения вполне литературен. И если бы мы имели в русской песне только начальные две строфы (как в фильме), где содержание первых строф немецкого оригинала укладывается в два стиха («Служили два товарища в однем и тем полке» и «Вот пуля пролетела и товарищ мой упал»), то и говорить об этой связи текстов, пожалуй, не имело бы смысла: оба по-разному высказывают общий и вневременный солдатский опыт.
Но вот третья строфа с её мотивом невозможного рукопожатия намекает на то, что текст Уланда всё же был учтён первым автором русской версии, хотя и с этим мотивом произошла аналогичная редукция: «Ему я руку протянул — он руку не берёт», — нет обстоятельств боя, и инициатива рукопожатия перешла от погибающего товарища («Will mir die Hand noch reichen»[472]) к носителю речи. Наконец, первый стих второй строфы: «Eine Kugel kam geflogen» ([одна] пуля прилетела) действительно переведён. Оба стихотворения — об одной (случайной, «шальной») пуле, прилетевшей и вырвавшей моего товарища из строя живых. Лирическое сознание заворожено таинственной предназначенностью прилетевшей пули: «Gilt’s mir oder gilt es dir?» (‘Мне предназначена или тебе?’), — вопрос, которым Уланд словно приостанавливает её полёт, — ушёл в русском стихотворении в подтекст, оставив мгновенное, обескураживающее и такое русское — и а-га, смысловая ёмкость которого неизмерима и невыразима.