— Вы любимый поэт русской интеллигенции уже тридцать лет. Чем занимается сейчас истинная интеллигенция в России?
— А она сейчас определяет, истинная она или нет. Недавно я по телевизору видел одного майора. Он сказал, что он-то точно интеллигент, потому что имеет чин майора (смех). Раньше многие думали, что интеллигент это тот, у кого есть высшее образование. Но ведь и академик может быть настоящим жлобом, а рабочий — истинным интеллигентом. Так что, имея диплом, не стоит особо обольщаться.
— Я хочу повторить вопрос, который задал вам на вашем концерте ещё в России, десять лет назад: как вы относитесь к Макаревичу? Тогда вы ответили, что не знаете его творчества.
— Он — талантливый человек. Это не совсем мой жанр. Он ведь на стыке авторской песни и рока, но это интересно.
…Окуджава рассказал следующую историю.
Его остановил придирчивый гаишник.
Ни за что. В бардачке лежали экземпляры «Похождений Шипова». Окуджава уломал гаишника не штрафовать его, и настолько растрогался, что захотел подарить миллиционеру экземпляр «Шипова».
Тот полистал-полистал…Спросил: «Это что, о Толстом?» — «Ну, да», — говорит Окуджава. «А о Толстом я уже всё читал»…
— Почему именно ваш голос избрало время?
— Совпадение.
— Как вы относитесь к Высоцкому и Шукшину? Были вы знакомы с ними?
— С Шукшиным я был знаком шапочно. Он был очень талантливый человек. С Высоцким я дружил. Знаменитый актёр, он всегда был окружён почитателями. Я старше его. Мы принадлежали к разным поколениям и были разными людьми по темпераменту. Он ко мне очень хорошо относился, говорил, что якобы наслушавшись меня, взял в руки гитару. Вряд ли из-за меня… Некоторые говорят, что я был его учителем. Это не так. Он бы всё равно начал петь.
— Какую музыку вы любите?
— Я всегда любил классику. Не новую. Не позже Рахманинова и Прокофьева. Люблю городской романс и любой фольклор.
— И еврейский?
— Да, конечно…
Так о классике: Шнитке, например, уже очень далёк от меня. Между прочим, он аранжировал мой марш из кинофильма «Белорусский вокзал». Моя жена однажды зовёт меня: «Иди, посмотри!» Подхожу к телевизору и вижу — Подгорный[56] вышагивает во Внукове под мой марш… Я вообще человек старомодный. К слову сказать, в живописи я люблю русский портрет XVIII–XIX веков.
— Я читал, что на культуру России тратится сейчас три десятые процента госбюджета?..
— Это печально. Чтобы страна была культурная, нужно иметь соответствующее правительство, желательно — высококультурное.
— Чем, по-вашему, отличаются эмигранты Нью-Йорка от публики в Москве?
— Ничем. Те же люди, что в Москве. У меня свой круг слушателей. Они везде те же. Земной шар маленький. Место проживания ничего особого не означает, не знаменует. Это раньше была большая разница между «нашими» и «не нашими» — ведь уезжали навсегда.
— Два года назад вам сделали в Америке операцию. Как вы себя теперь чувствуете?
— Хорошо. Это была операция на открытом сердце. Мне заменили сосуды, и с тех пор сердце меня не беспокоит. После операции я снял очки, а в очках я ходил больше тридцати лет. Я спрашивал у других людей, которые перенесли подобные операции. Подобного эффекта ни у кого не было. Спрашивал врачей. Говорят, не знаем, может, задели что-нибудь… (Смех.) Рихтеру сделали шесть байпасов, а мне — два. Что ж, Рихтер — гений, а я — простой гитарист… (Смех.)
56
Подгорный Николай Викторович (1903–1983) — советский государственный и партийный деятель, член Президиума Политбюро ЦК КПСС (1960–1977); Председатель Президиума Верховного Совета СССР (1965–1977).