Так что ну, «магнитофониздат» так называемый — это такое считается запрещённое слово. Это всё чушь. Что значит «магнитофон» и «издат»? Это люди хотят слушать и более оперативней, чем это будет издано, вот и всё. И я совсем не считаю, что только из-за того, что — ах! — нельзя печатать. Да ничего подобного! Я бы мог найти сто пятьдесят-двести произведений, которые можно печатать. Но они так долго будут решать, так долго будут обсуждать, мусолить строчки, высасывать и выискивать блох, и говорить, что там «чего-то есть»!..
Там есть то чего есть! И ничего другого. И я фигу в кармане не держу. Я говорю: «Что вы ищете фигу?! И так уже там всё есть. Подтекст? Вы его видите, я его написал. А что… я там какую-то фигу, — да нету фиги! Я сказал (в этой вещи написано) — я не люблю это и не люблю это. Почему <песню> нужно корёжить, коверкать? Какой намёк! Где намёк? Там всё написано, в этой вещи. И самими словами, и за словами».
Вот, и я думаю, что когда-то мы сможем вот так общаться в поэзии, — через какие-то маленькие аппаратики. И это тоже будет литература. Только по-другому сделанная, — не (хлопок в ладоши)… не зафиксированная… А иметь дело <с редакторами>… Я несколько раз рыпнулся, и я понял, что я так много теряю времени, что лучше я за это время чего-нибудь напишу новое, чем шляться по редакциям.
И тут ещё какая, Оксана, вещь. Есть люди, которые правда х о т я т, чтобы это было, и хотят помочь, и редакторы <в том числе>, — и очень хотят это <напечатать>… Но они сами уже находятся в таких рамках, что они не могут не редактировать, не подозревать, не вытаскивать строчки, не «работать с автором», — они обязательно всё это должны делать. Потому что они уже такую профессию имеют — глупую странную профессию «редактор», который <на самом деле> должен заниматься только корректурой: исправить где запятую, где чего. В общем. Да и то — нет, потому что поэт может поставить запятую где хочет.
Ну вот. И в результате получается, что я, <например>, написал на второй день после того, как умер Вася, — я приехал[69] в Москву, и написал стихи, и принёс… У меня взяли в «Аврору» их. И потом я приехал через месяц — и мне присылают <их> вот в таком виде (видимо, показывает жестом — в искорёженном')', «все ваши стихи, которые вы прислали». Во-первых, их раз в пять меньше. И потом: самое главное, ради чего я их писал, — этого нету ничего. Конечно я отказался!
А дальше начинаются какие-то странности — люди (из хороших побуждений) из «Авроры» отдали <их> вот в этот альманах поэзии. И кто-то их взял, без меня напечатал, — думая, что я буду счастлив. Не зная, что это уже не тот вариант. И значит, попали в этот альманах — стихи, под которыми я бы не подписался, — без первых четырёх строф[70] .
Вот, такие истории. Поэтому я бросил это занятие с печатанием. Да оно мне и неважно, если иметь в виду то, что я вам сказал недавно. Что я имею в виду своих друзей. Людей, которых я люблю, доверяю, и которых я выбрал себе в друзья, — значит, себе в судьи и себе в адвокаты. Это — люди, которым я пишу. Ну, а если уже расширенно говорить и обобщать, то вот их шесть-семь, так скажем, — а потом оказывается, что их больше. Это уже независимо от меня.
Вот какие дела.
— Ты выступаешь на публике?
— Я выступаю, но опять, Оксана, это так… (Закуривает.) Я выступаю, выступаю. Иногда у меня аудитории по пять тысяч человек, я по четыре-пять раз в день пою по городам. Но это опять же из-за того, что там где-то нужно какой-то филармонии «погасить картотеки»[71]… Ну, всякие такие дела. И потом, я выступаю «номером»[72], — я имею право, как актёр. Потом, я выступаю от «Знания»[73], вроде бы я… в общем, делаю такую «лекцию». Она называется «Песенная поэзия в театре и кино». И я просто <излагаю> свои мысли о том, какое место должна <занимать> песня, какую она должна нести нагрузку, почему она существует; что она делает в спектакле, как она работает в кино; для чего она нужна, как она может сократить время. Начал петь «Если друг оказался вдруг…» — <персонажи фильма> уже на вершине, прошло десять часов. А я спел <всего> две минуты песни. И не надо писать: «Прошло десять часов». Есть такие <примеры>. И просто как бы вставной номер, а в то же время — протяжённость во времени. И ну, много, много <такого>… Я знаю, в каких ипостасях работают стихи и музыка, или песня, — просто в театре и кино. И я об этом рассказываю и иллюстрирую это песнями своими. Такую форму мы придумали, потому что довольно долго я убеждал, что нужно в конце концов мне как-то… Но пока это всё глас вопиющего в пустыне (смеётся). Всё говорят: «Безусловно!» — говорят…
69
На похороны В. Шукшина Высоцкий приезжал на машине из Ленинграда во время гастролей Театра на Таганке в этом городе. Отсюда и попытка публикации стихов в ленинградском журнале.
70
В этом абзаце речь идёт о другом стихотворении из той же подборки, отданной автором в редакцию «Авроры». См.:
73
Всесоюзное общество «Знание» — просветительская и пропагандистская организация, возникшая в 1947 г. в Советском Союзе, которая занималась лекционной и издательской деятельностью и которую с 1975 г. Высоцкий использовал в качестве официального прикрытия части своих концертных выступлений.