— Александр Аркадьевич, скажите, пожалуйста, вы помните письмо Ростроповича в защиту Солженицына? Ведь Ростропович — вот совсем недавно, казалось бы, несколько лет тому назад, — напомнил о том, как преследовали самого Шостаковича. Как были запрещены его вещи, как его обвиняли в формализме… не знаю, бог знает в каких грехах. Как же он так сам забыл-mo всё это?
— Ну, да. Ну, это уже, вероятно связано где-то с человеческим характером. Потому что одних людей гонения, притеснения делают борцами, а у других они навсегда, на долгие годы, а может до конца их жизни, вселяют в душу страх, от которого эти люди никак не могут отделаться.
— Ему можно только простить, мне кажется, за то, что его музыка — как раз вот хорошая. Музыка-то его как бы отражает жизнь Советского Союза, настроение. Вот за это его можно как-то простить. Не правда ли?
— Ну да. Вероятно, существует какая-то внутренняя позиция, при которой он, так сказать, решил, что вот если он будет писать музыку и поставит себя в позицию человека, которому как бы ничто не может помешать писать эту музыку и ничто не может помешать доносить эту музыку до слушателей, — то на всё остальное наплевать. Но я боюсь, что великий музыкант Дмитрий Дмитриевич Шостакович здесь глубоко заблуждается. Потому что и музыка становится хуже.
— «Гений и злодейство»[98].
— «…две вещи несовместные».
Да тут, извините меня, тут даже не злодейство, — подлость.
Я спросила <юбиляра> о планах на будущее.
— Планы у меня чрезвычайно обширные. Мне очень хочется ещё попробовать свои силы в прозе[99]. Я, наверное, буду писать вторую книжку прозы. И если эта книга прозы — это как бы рассказ «роман пьесы», то следующие книги я хочу написать как бы «роман стихов», «роман песен». Причём тут особенно любопытно, поскольку много лет власти, руководство культуры — никак не могли сообразить, что я являюсь одним и тем же человеком: что Галич, который пишет стихи и песни, — это тот же самый Галич, который пишет сценарии. И поэтому я вёл такую очень странную двойную жизнь, где я был вполне благополучным, преуспевающим кинодраматургом… ответственным вполне, и в то же время, в общем, был Галичем, который собирал по домам аудитории и пел свои песни.
Вот это такие основные планы. Ну, помимо того, что у меня готова новая книга стихов[100], которую я сейчас просто должен собрать и отредактировать, я собираюсь вернуться к театральной драматургии. Я, правда, не очень понимаю, что я с ней тут буду делать, но во всяком случае я её буду писать.
— Может, соберёте театр, соберёте труппу…
— Это моя мечта[101].
— Во всяком случае, возвращаясь вот к этой вашей первой книге «Генеральная репетиция», очень хотелось бы, чтобы наши слушатели когда-нибудь просто услышали её в вашем исполнении. И может быть, вы бы когда-нибудь нам её прочли.
— Мне б тоже очень этого хотелось.
— Я хочу вам пожелать всего самого наилучшего и успеха.
— Спасибо, спасибо, Галина Николаевна.
— Спасибо, Александр Аркадьевич. И до новых встреч в эфире.
Новелла МАТВЕЕВА
ИНТЕРВЬЮ ДЛЯ РАДИОСТАНЦИИ «ЮНОСТЬ»
ОТ РЕДАКЦИИ. Это интервью Новеллы Николаевны Матвеевой вышло в эфир 9 января 1976 года в передаче, ей посвящённой. Расшифровка фонограммы сохранилась в архиве собирателя Юрия Алексеевича Плевако. Тогда же аудитория радиостанции «Юность» услышала три сочинения в авторском исполнении: «Песню о морской раковине», «Песню Ассоль» и песню «Менуэт» из радиоспектакля «Принцесса на горошине», а также — «Про неизвестные страны» в исполнении Е. Камбуровой.
Начиналась передача традиционно для тех времён — с цитирования писем радиослушателей.
Одесситка Лена Славина пишет: «Мне очень нравится Новелла Матвеева. Почему именно она. Да потому, что она пишет не только чудесные стихи, но и песни. И не только их пишет, но и сама их исполняет, а главное, потому, что она наша, юношеская. Её поэзия пропитана романтикой, почти каждая её песня — это бригантина, которая уносит в неведомо прекрасные странствия».
98
Лидия Чуковская 7 сентября 1973 г. в своём открытом письме «Гнев народа» писала: «Подпись Шостаковича под протестом музыкантов против Сахарова доказывает неопровержимо, что пушкинский вопрос решён навсегда: гений и злодейство совместны. Гений и предательство. Гений и ложь»
99
Первые публикации двух прозаических текстов см.:
100
В 1972 г., ещё на родине, Галич с помощью Л. Турчинского и Л. Пинского предпринял попытку собрать свою третью самиздатскую книгу, однако половина её рукописи была конфискована у последнего при обыске. Вероятно, именно этот замысел поэт и готовился воплотить в жизнь; однако, по-видимому, он не учёл того, что стихи из предполагаемого сборника уже были опубликованы «Посевом». И следующую поэтическую книгу ему удалось издать только в 1977 г., незадолго до гибели.