Прошу Вас извинить меня за многословие, но я никогда ещё не обращался с личной просьбой так высоко и по такому серьёзному для меня вопросу.
Убедительно прошу Вас не отказать в моей просьбе.
<Москва, ноябрь 1947> В. Н. Яковлеву[111]
Здравствуйте, дорогой Василий Николаевич.
Пишет Вам человек, о существовании которого Вы, вероятно, успели и думать забыть, или, по крайней мере, воспоминания о нём отложили на полочку, которая отведена у Вас для всяких просящих и пропащих людей. Простите за такое витиеватое начало. Но иного выхода не вижу, поскольку, с одной стороны, не нахожу слов для благодарности Вам, с другой же стороны, Вы, мимоходом оказав мне огромную услугу, возможно, даже не знаете, кто такой Анчаров Михаил Леонидович.
А ведь Ваша характеристика о тех моих работах, которые я Вам показывал этой весной, которую попросил у Вас даже без моего ведома Вл. Д. Бонч-Бруевич[112], освободила меня от военной службы, и вот уже неделя как я вольная птица[113].
Черновик письма В. H. Яковлеву, карандаш
Весь вопрос решался в течение полугода, но и я изо всех сил удерживался от того, чтобы вам позвонить и поблагодарить Вас тогда же за Вашу — ничем не вызванную мной — любезность.
Однако меня удерживало какое-то суеверное чувство, и я решил сделать это после решения вопроса о демобилизации, каково бы ни было это решение. И вот в течение недели я ежедневно звоню Вам по старому телефону и только сейчас узнал, что Вы изменили адрес.
Дорогой Василий Николаевич, если до этого небольшого письма, написанного по моему поводу и фактически в мою защиту, Вы имели в моём лице упорного поклонника и пропагандиста Вашего творчества, — причём поклонника, мне кажется, не компрометирующего Вас своей глупостью и опасного в спорах, — то теперь Вы мимоходом приобрели лично Вам глубоко благодарного человека. Всё это и много подробнее мне очень хочется сказать Вам лично. Когда-то вы мне предложили приносить Вам свои работы, а главное разрешили говорить с вами откровенно. Пользуясь этим, и пишу попросту о том, что я до смерти соскучился о Вас, по Вашей мастерской, по Вашим разговорам, и если бы вы знали, как их мне недоставало всё это время.
Василий Николаевич, хотите Вы этого или не хотите, но я, не смея себя считать Вашим учеником, совершенно определённо считаю себя Вашим крестником. На то у меня есть веские основания. Если сейчас появился на свет божий, т<ак> сказ<ать>, новый живописный эмбрион, то появился он конечно по Вашему почину. Вы ведь сами знаете, как важно вовремя услышать ободряющее слово большого человека, — наверное ведь и у вас в жизни это бывало. Так вот до моей встречи с Вами на выставке я по-настоящему не писал. А не писал потому, что был растерян. То, что я видел, мне не нравилось, то, что нравилось, — объявлялось ересью. Разговаривая с искусствоведами, <я> убеждался, что это скорее набитые общими фразами и анекдотами о живописцах экскурсоводы. И тут я познакомился с Вами. Остальное Вам понятно.
Дорогой Василий Николаевич, мне бы очень хотелось Вас повидать, но я не знаю, как это сделать: говорят, телефона у Вас ещё нет. На всякий случай, мой адрес: Москва-4, Тет<еринский> пер<еулок>, д. 12, кв. 28[114] . Анчаров М. Л. Тел. К-7-63-46. Если бы Вам не показалось это трудным, то Вы могли бы двумя словами назначить мне время, когда бы я Вас мог повидать.
Простите за длинное и сумбурное письмо.
Жму Вашу руку.
Уважающий Вас
М. А<нчаров>
28 января 1966 г.[115], Н. Литвер, Малаховка, Моск. обл.
Уважаемый Н. Литвер!
Вы даже не написали, как Вас зовут. «Юность» передала мне Ваше письмо.
Большое спасибо за добрые слова о «Теории невероятности». Извините, что отвечаю с таким опозданием. Долго писать, почему так получилось, — и уезжал, и болел, и работал, и ещё многое другое личное. А главное, совершенно не был подготовлен к тому, что вообще придётся отвечать на письма. Пишу их медленно и плохо, мне проще написать этюд. Действительно, моя прежняя специальность — художник. Об этом есть в повести «Золотой дождь» (журнал «Москва» № 5 за 1965 г.). О прозе догадался только сейчас. Очень увлёкся. И это тоже причина молчания. Ещё раз извините.
111
Яковлев Василий Николаевич (1893–1953) — советский живописец, реставратор, действительный член Академии художеств СССР, народный художник РСФСР. В 1948–1950 гг. преподавал в МГХИ им. В. И. Сурикова, в котором в 1948–1954 гг. учился Анчаров.
112
Бонч-Бруевич Владимир Дмитриевич (1873–1955) — партийный и государственный деятель, этнограф, писатель. Ближайший помощник и фактический секретарь Ленина. Инициатор создания и первый директор (1933–1945) Государственного литературного музея в Москве, в котором в годы его директорства работала К. Б. Сурикова, тёща Анчарова.