— Высоцкого я слушал ещё в Магадане — его записи, — рассказывает Вадим Иванович. — А ещё до этого мне когда-то говорила о Володе Нина Шацкая. Она снималась в фильме «Белый рояль» в Душанбе, а меня попросили посмотреть там золотые месторождения. И там же в ресторане я познакомился с Ниной. Мы говорили, она рассказала о Володе… Когда я слушал Володины песни, я думал, что этот парень где-то сидел, потому что всё так было написано, что прицепиться буквально не к чему. А она мне поведала, что никогда он не сидел, что сейчас он влюблён в Марину Влади. Она мне подробно рассказала о Володе. Это был 1968 год.
С Вадимом Тумановым-старшим и его сыном в посёлке Чистые Ключи Иркутской области, июнь 1976 г. Фото Л. Мончинского
А познакомились мы с ним чисто случайно в 1973 году. Был такой свердловский режиссёр Борис Урецкий. Мы с ним пошли в ресторан в московском Доме кино. Входим, и в вестибюле — Высоцкий. Они не были друзьями, но, наверное, были в хороших отношениях, потому что обнялись и обрадовались друг другу… Так я познакомился с Володей Высоцким. Мы вместе просидели часа полтора. Ни я, ни Урецкий, ни Володя не пили, мы просто сидели и разговаривали. Так произошло наше знакомство. Мы обменялись телефонами, Володя просил позвонить через несколько дней. Я позвонил. И так мы с ним, как он говорил, «задружили». Дружба наша продолжалась, к сожалению, не очень долго — всего семь лет — до июля восьмидесятого, до последнего…
Вопреки надеждам высоцковедов, оригиналов рукописей стихотворений Высоцкого у Вадима Ивановича нет и никогда не было. Но остались дарственные надписи на пластинках, книгах, в ежедневнике и даже в дипломате — студенческом чемодане Туманова-младшего. Одна из дарственных не известна даже знатокам, поскольку обнаружилась лишь при подготовке данного материала. Эту подборку мы и воспроизводим здесь, на страницах нашего альманаха.
С работниками Пятигорского телевидения после интервью 24 сентября 1979 г. Справа — диктор Римма Васильевна Дехта-Туманова; между ней и Высоцким — старший музыкальный редактор Е. С. Демидова и тележурналист, будущий исследователь биографии поэта В. К. Перевозчиков. Рядом с В. И. Тумановым — инженер Б. И. Куницын
На форзаце книги М. Булгакова «Театральный роман» и др. (М.:Худож. лит., 1973)
На конверте гибкой пластинки № Г62-04737-38 «Владимир Высоцкий. Песни» (Мелодия, 1975)
На форзаце сборника «Актёры советского кино» (Вып. 11- М.: Искусство, 1975)
На фотографии В. Тарасенко, снятой 4 февраля 1976 г. в ДК «Родина» подмосковного г. Химки
На конверте французской пластинки фирмы «RCA», <1977>
Вадиму Туманову-младшему — студенту факультета журналистики МГУ на ежедневнике Черноморского пароходства, <1978>
Ему же на внутренней стороне подаренного дипломата с пожеланием:
«…Хорошо бы, чтобы здесь было побольше пятёрок!», <1979>
ИЗ ТАМИЗДАТА
Русско-американские филологи М.Алътшуллер и Е.Дрыжакова в предисловии к своей книге, вышедшей в США в разгар советской Перестройки, обращали внимание на глубокое различие во взглядах наших и зарубежных учёных на советский литературный процесс:
«Послесталинская литература неоднократно являлась предметом внимания советских и западных литературоведов… Советские исследователи, как правило, намеренно не подчёркивают специфики этой литературы ни в идеологическом, ни в художественном аспектах. Для них существует единый исторический процесс развития литературы социалистического реализма…
Западные слависты, напротив, проявляют особый интерес к произведениям, которые они ставят за пределы социалистического реализма, и обычно рассматривают эти отдельные феномены неконформистской литературы, не стремясь установить внутреннюю связь литературных событий и увидеть в них единонаправленный, хотя и сложный процесс».
Эта характеристика, казалось бы, стала достоянием истории: и в России давно не сводят историю литературы к мутациям соцреализма, и западная славистика отошла от идеологической избирательности в восприятии советской литературной эпохи, не раз обновив свои методологические и идеологические ориентиры.
Но слияния двух подходов в осмыслении литературного процесса 1960-1970-х годов, двух «пейзажей» отечественной литературы — увиденного из метрополии и из заграничного далёка, — на наш взгляд, так и не произошло. Не в последнюю очередь это касается продолжающихся теоретических дискуссий вокруг бардовского искусства. Поэтому научные и критические штудии об авторской песне, увидевшие свет за границами СССР во времена идеологического противостояния или сразу после его падения, по-прежнему сохраняют своеобразную актуальность для российского читателя.