Что ж, он сделал свой выбор, и не нам его за это судить. К тому же он ещё радует время от времени сидящих перед стереофоническим проигрывателем слушателей щемяще-тоскливой нотой, напоминающей своей неизбывной грустью русские песни времён крепостного права, вроде «Не клонись же ты, головушка».
И на том ему спасибо.
Владимир Высоцкий от выбора упорно уклонялся. Практически почти вся его деятельность была призвана уравновесить явную не-удобоваримость его песен в глазах власть предержащих. Он был ведущим актёром самого модного столичного театра, снимался в бредовых ролях бредовых телесерий, был женат на французской кинозвезде, не гнушался выступать для семей членов ЦК. Но с каждым годом балансировать на проволоке становилось всё труднее.
К тому же «свой в доску парень» не очень-то и нужен в районах крупноблочного строительства, его песни перестают быть голосом обнадёженных, а лишь острой приправой для строителей коммунизма в одной отдельно взятой квартире. Постепенно образ канатоходца вытесняется из его песен образом загнанного зверя, который становится почти навязчивым. Вот он переходит в образ затравленного волка, он ещё огрызается публикацией текстов своих песен на страницах самиздатского альманаха, но уже стоят на номерах охотники, и всё вокруг обвешано красными флажками. И какая разница — догнала ли его пуля, остановил ли на бегу капкан или свалила сердечной спазмой отравленная приманка.
Поиски и размышления: Моск, обществ. — лит. журн. [Самиздат], 1980. № 5 (окт.).
ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКЦИИ[139]. Автор эссе не просто пристрастен к Булату Окуджаве, он, по нашему мнению, и глубоко несправедлив по отношению к нему, пытаясь «списать» его вслед за двумя до времени ушедшими бардами. Как раз в последние годы с граммофонных пластинок и магнитофонных лент вновь зазвучал его неповторимый, изменившийся, но по-прежнему такой же близкий слушателям голос. «Виноградную косточку», «Давайте восклицать», «Батальное полотно» и многие другие песни Окуджавы слушаешь с таким же замиранием сердца, как когда-то «Троллейбус» и «Шарик».
Вероятно, читатель не всегда согласится и с другими утверждениями и оценками, содержащимися в рецензии. На наш взгляд, автор статьи ошибается. Но мы уверены, что он имеет полное право высказывать своё мнение. И рады ему в этом помочь.
Е. Н. Дрыжакова
БУЛАТ ОКУДЖАВА[140]
Первые поэтические опыты хрущёвской «оттепели» (Б. Слуцкий, О. Берггольц, К. Ваншенкин) были столь неискусны и робки, что они всего лишь смогли напомнить людям о существовании поэзии. После почти двадцати пяти лет искоренения её и замены рифмованной пропагандой мы привыкли говорить о поэзии только в прошлом. Поэтому неудивительно, что «воскресшие» Пастернак, Ахматова, Цветаева бесконкурентно завладели нашими сердцами в середине 50-х. Однако к концу десятилетия положение в поэзии меняется. Новое молодое поколение поэтов, родившихся в 30-е и, стало быть, ещё не успевшее испытать на себе силу всё перемалывающего сталинского психоза, начинает постепенно привлекать к себе внимание. Конечно, они тоже не были так искусны, как наши великие классики «Серебряного века», но зато их темы и образы оказались ближе, доступнее более широкому кругу любителей поэзии, они волновали своим человеческим сопереживанием. Так начинался поэтический ренессанс 60-х годов — как его теперь часто называют.
Главной фигурой этого ренессанса суждено было стать Евгению Евтушенко, ранее других вышедшему к широкой молодёжной аудитории. Андрей Вознесенский чуть поотстал в тени Пастернака, но зато потом его поэтическая слава держалась дольше и в более престижной инженерной аудитории, в то время как Евтушенко был поэтом молодёжных строек, где обманутые советской «романтической» пропагандой советские комсомольцы рабочего и колхозного происхождения впервые в жизни услышали в стихах человеческие слова об их действительных и горьких судьбах[141].
Почти одновременно с Евтушенко и Вознесенским в русскую поэзию пришли и другие молодые поэты, чьё творчество составило заметный вклад в поэтическое наследие ренессанса 60-х. Теперь многие из них, совершив своё, уже отходят на второй план, забываются или более или менее успешно уходят в другие жанры. Но одно имя по-прежнему живёт среди нас, и поэзия его вот уже более двадцати пяти лет волнует сердце глубиной премудрости, открытой в простоте и в добром слове. Это Булат Окуджава, теперь всемирно известный бард, переведённый на десятки языков, сохранивший своё поэтическое бытие и в живых концертах, и на магнитофонных плёнках, в то время как он сам всё более уходит в прозу.
139
Примечание Западной редакции журнала «Поиски и размышления», как и текст статьи, печ. по типографскому (тамиздатскому) изданию: Вып. 3. [Б. м.: Б. г.]. С. 14–20. Там же на с. 12–13 опубл, стихи Б. Окуджавы, Н. Дубинкина и [И.] По-мазова, посвящённые памяти В. Высоцкого. —
140
Фрагмент раздела «Поэтический авангард» главы 3 «На гребне хрущёвского либерализма». Из кн.: Алътшуллер М„Дрыжакова Е. Путь отречения: Рус. лит. 1953–1968. Tenafly: Эрмитаж, 1985. С. 70–75. Заглавие настоящей публикации дано составителями.
141
Подробному анализу творчества Е. Евтушенко и А. Вознесенского посвящены следующие два раздела настоящей главы. [Здесь и далее в статье нумерованные сноски принадлежат её автору. —