Наконец путы лопнули и воин освободился. Он встал, разминая затекшие ноги. Жажда с новой силой напомнила о себе. Олаф открыл было рот, чтобы попросить у Хугина хотя бы один глоток из его кувшина. Но птица ехидно каркнула и исчезла. Мунин же, обернувшись к Олафу, примирительно проговорил:
- Не суди его, Торкланд, работа у нас такая. Смелее иди вперед.- И, взмахнув крыльями, тоже растворился.
Раздосадованный Олаф сделал шаг, твердая почва разверзлась у него под ногами, и он с криком провалился в пустоту. Кувыркаясь в полете, он вдруг врезался во что-то головой. Тяжесть оплела все тело, и он открыл зажмуренные во время падения глаза.
Вокруг Олафа была сплошная тьма.
- Неужели я попал в хель? - Воина одолел панический ужас.
Олаф попытался пошевелиться, но не смог, в горле действительно пересохло так, что не было никаких сил, слюна во рту стала вязкой и противной. Олаф что было мочи ударил головой в какую-то стену, на которую опиралась его спина и затылок. Раздался хруст, но дерево выдержало.
"Дерево! - мелькнуло в голове у викинга.- Значит, это не хель и даже не какие-нибудь казематы Асгарда".
Буквально тут же он почувствовал, что сидит задницей в луже. Холодная влага уже пропитала его кожаные видавшие виды штаны и теперь доставляла массу неприятных ощущений. В однообразном приглушенном гуле, который поначалу слух Олафа даже и не воспринял за звук, вдруг ясно услышался шум моря, и викинг ощутил на руках и ногах крепкие веревки, больно впившиеся в кожу. Олаф окончательно псоснулся.
- Где это я? - отчаянно завопил ярл.- Есть тут кто живой?
- Ну что разорался, я тут еще пока живой,- отозвался откуда-то из темноты голос Хэймлета.
- Так развяжи меня, чего расселся,- басил Олаф,- у меня уже вся задница задубела, а во рту аж горит, можно хоть Гунгнир сковать.
- Если ты, рыжебородый, думаешь, что это я тебя связал и посадил в трюм ладьи задницей прямо в воду, натекшую из щелей, то можешь быть спокоен - для остроты ощущений я себя тоже связал, и, главное, я уселся в ту же самую лужу, что и ты.
- Так кто тогда это сделал? -- возмутился Олаф.
-А я почем знаю, ты меня только что своим воем и разбудил.
- Эй вы, смердючие треллы, бегом развяжите мне руки, не то, клянусь рукой светлого Тюра, бережно хранящейся в желудке Фенрира, я развешу ваши жалкие потроха сушиться на солнышке, а ваши утлые мозги не брошу даже рыбам на корм, чтоб те, сожравши их, чего доброго, не поглупели,- проорал во всю глотку Олаф так, что Хэймлету пришлось втянуть голову в плечи, дабы не оглохнуть.
Послышался скрип отодвигаемого люка, и черный мрак прорезал луч света, неприятно слепящий привыкшие к темноте глаза.
- Эй ты, варяжская собака,- раздался сверху голос, говорили по-гардарикски, но любой викинг, бороздивший просторы Северного моря, хорошо понимал этот язык,- если ты не перестанешь поганить слух нашего князя своими гадкими речами и раскачивать корабль, нам придется кинуть тебя в море и тащить за собой на веревке.
- Но воды-то хоть дай, изверг,- слегка сменил тон Олаф.
- Вот-вот, там-то ты и напьешься вдоволь. Крышка люка закрылась, и товарищи снова очутились в кромешной тьме.
- О Великий Один,- затянул Олаф,- будь великодушен, прости меня за то, что я пожалел для тебя хорошего вина, отделавшись добрым элем. Не мучай меня больше и согласись, что эль, пожертвованный тебе, действительно был хороший, я сам бы с удовольствием выпил его и поделился с тобой, если бы этот подлый датчанин, порождение Локи, не нашел в трюме этого гадкого вина. И меч я найду обязательно, только дай мне глоточек чего-нибудь хмельного.
Олаф замолчал, подождал немножко, но ответа не последовало.
- Ууууйййааа,- взревел взбешенный викинг. Связанный по рукам и ногам, он извивался, как раненный Тором Йормунганд, грозя пробить лбом днище ладьи, расплескивая при этом, словно яд, потоки отборной брани.
- Эй ты, берсерк, еще немного - и эта посудина развалится на куски, причем первыми пострадавшими окажемся мы с тобой, остальные хотя бы в состоянии плавать,- попытался успокоить товарища Хэймлет.
Наконец, то ли из-за отсутствия внимания со стороны тюремщиков, то ли просто утомившись, Олаф угомонился. Хэймлет облегченно вздохнул, ладья осталась невредимой.
Друзья не знали, сколько прошло времени, в полудреме было легче переносить жажду и прочие неудобства.
Хэймлет вышел из этого состояния, случайно уловив крики, доносящиеся как бы издалека. Он прислушался - действительно, кричали не на их ладье.
Хэймлет наугад пнул связанными ногами в том направлении, где, судя по звукам, должен был находиться его товарищ и, по всей видимости, попал. В ответ послышались поношения в адрес всех существ, населяющих все семь миров.
- Слышишь, Олаф, кажется, приехали,-сказал Хэймлет, дождавшись, когда его товарищ угомонится.
- Сам слышу, и нечего ногами размахивать,- недовольно проворчал Торкланд.
Судя по тому, что качки не было вовсе, корабль уже вошел в устье реки или залива. А шум людских голосов красноречиво говорил о том, что они прибыли в какой-то город или, во всяком случае, достаточно большой поселок. Ладья скрипнула обшивкой, пришвартовываясь к пристани. Крышка люка снова открылась. Бородатый хольмгардский кметь появился в проеме и, согнувшись в низком помещении, подобрался к Хэймлету. Он взял его за шиворот и бесцеремонно поволок по ребристому днищу.
- Ну и скотина же ты,- процедил конунг, покрепче сжав зубы от боли в позвоночнике.
А кметь подтащил его к люку и, передав в руки своим товарищам, спустился обратно.
Хэймлет заморгал глазами, привыкая к дневному свету. Он лежал на палубе боевой хольмгардской ладьи, а вокруг него суетились гардарикские кмети. Связанный, лежа на спине, из-за высоких бортов он не мог разглядеть пристани и только слышал многочисленные голоса, среди которых явственно различались женские и детские.
- Я тут один не справлюсь.- Из люка показалась голова кметя, выволокшего Хэймлета.
- Поможем.- Под палубу полезли еще двое.
После непродолжительной возни из люка показалось тело славного Олафа Торкланда. С десяток рук подхватили его сверху и с трудом вытащили на палубу.
- Ну и мужик, такого только на медведя выпускать, да и то жалко животину тиранить.