Витторио, толстенький официант с бородавкой на носу, который обслуживал всю отъезжающую братию, буквально сбился с ног, не успевая таскать из бара нагруженные подносы.
— Эй, Витторио, ещё один джин с тоником для миссис Фартинг, — крикнула ему вслед Элла, когда изрядно взмокший толстячок в очередной раз устремился к бару. — Эх, — вздохнула она, щурясь на солнце. — Как мне уже завтра будет недоставать всего этого. В нашем Манчестере все не так. Беда с этими отпусками — после них совершенно не хочется возвращаться домой. Я уже заранее знаю, что несколько дней буду ходить сама не своя. С другой стороны, нельзя же всегда отдыхать, верно?
Она обращалась как бы в пустоту, но Альберт Фитч тут же поддержал:
— А почему бы и нет, Элла. Или ты ощущаешь себя дома только тогда, когда дрожишь от холода?
— Нет, Альберт, дело не в том. Просто я не могу долго пребывать в праздности. Я должна что-то делать, а не просто валяться на пляже целыми днями напролет.
— Странно устроены эти англичане, — произнес Фред Стейли. — По-моему, они чувствуют себя хорошо только тогда, когда чувствуют себя плохо. Неужели страдания и лишения доставляют вам удовольствие?
Дорис Черепахоу наклонилась к Вилли Рэндаллу.
— Вилли, ты любишь страдать? — пробасила она.
Вилли, который по самые уши погрузился в эротический журнальчик, вздрогнул и встрепенулся.
— Что? — переспросил он.
— Я спрашиваю, любишь ли ты страдать? — громко повторила Дорис.
— А, да… — захихикал Рэндалл, не имея ни малейшего представления о сути беседы.
— Сейчас он вовсе не страдает, — вступила в разговор его жена. — Но, если он не отложит свою мерзкую порнуху, я ему не завидую. Вилли, немедленно выкинь эту дрянь и поговори с нами.
— О, с удовольствием, дорогая, — осклабился он. — О чем мы будем говорить?
— Сперва отдай мне журнал, — усмехнулся Джордж Дарнли, отнимая его у Вилли. Открыв наугад какую-то страницу, он звонко шлепнул себя по коленке. — Чтоб меня разорвало! Вы только посмотрите на эту бабенку! В жизни не видел такой жо…
— Джордж!
— Желтой повязки для волос, — поспешно поправился Дарнли. — У неё изумительная повязка для волос… И больше ничего. — Он плотоядно гоготнул. — Кстати, вспомнил анекдотец про дочку жокея, которую переимели все конюхи. Представляете? Лошадиное дерьмо…
— Заткнись, мерзавец, все это знают, — напустилась на Джорджа его благоверная, для вящей убедительности лягая супруга по лодыжке.
— А-ууу-ыыыыиии! — взвыл Дарнли, громко хохоча.
Глэдис, совершенно неотразимая в черном бикини (на добрую дюжину размеров меньше, чем ей требовалось), внезапно вскочила.
— Я хочу всех вас сфотографировать! — звонко выкрикнула она. Соберитесь в кучку, пожалуйста. И ты, Расс, встань между Эллой и Дорис.
— Не вздумай, Расс! — предостерегла меня Элла. — Если Дорис попадет в кадр, таким заморышам, как ты, там места не останется. Если на то пошло, даже я там не помещусь.
— Очень остроумно, — фыркнула Дорис. — На твоем месте я также не стала бы купаться в этом бассейне. Ты устроишь цунами, под которым погибнет вся Европа.
Я протиснулся между ними и скорчил гримасу, как будто оказался зажат между двумя тектоническими плитами — тем временем хохочущая Глэдис беспрерывно щелкала затвором. Вернувшись на свое место, я заметил, что из отеля выходит Патрик. Вид у него был потрясающий — даже легкий порыв ветра опрокинул бы беднягу на спину.
Изможденно махнув мне вялой ручонкой, Патрик плюхнулся на ближайшее плетеное кресло. Я подошел к нему, улыбаясь до ушей, и поприветствовал:
— Привет, Самсон. Кто обстриг твои волосы?
Патрик устало закрыл глаза и прошептал:
— Рассел, старый дружище… Я стою одной ногой в могиле… Если сегодня мне суждено отдать Богу душу… распорядись, чтобы на моем надгробии высекли слова: "Он умер от слишкой большой радости… общаясь с высокими пылкими брюнетками".
— Поделом тебе, кобель неуемный.
— Я знал, дружище, что могу рассчитывать на твое понимание и сочувствие. — Он приподнял лапку, которая тут же беспомощно плюхнулась на колено. — Друг, никогда ещё за всю свою бурную жизнь…
— Никогда ещё за твою никчемную жизнь… Продолжай.
— Я никогда… ни разу… — Он потряс головой и громко застонал. — Это было невероятно… немыслимо.
— Тебе нужно выпить, старина. Ды дотрахался до потери пульса. Тяпни бренди.
— Меня спасет только срочное переливание крови.
— Хорошо, тогда выпей "Кровавую Мэри" — с настоящей кровью.
— Невероятная бабенка!
— Это ты уже говорил — раз десять. Ты это будешь теперь до вечера повторять или, наконец, расскажешь хоть что-нибудь? Мне, конечно, глубоко наплевать на твою жалкую сексуальную жизнь, но уж лучше помучиться сейчас, чем потом месяцами выслушивать скучнейшие скабрезные подробности.
Я перехватил Витторио, который из последних сил тащил поднос, уставленный несколькими тоннами коктейлей, и заказал пару стаканов холодного пива.
— Я даже не ложился, — пожаловался Патрик. — Точнее — ни на секунду не сомкнул глаз.
— Не двигайся, старина. Ты истечешь кровью.
— Уже, да? — Он растянул губы в мученической улыбке. — И все же, я умираю не зря. Но, кто, черт возьми, мог предположить, что в ней столько…
— Ты имеешь в виду Аманду?
— Кого же еще. Представляешь — мы занимались этим на рассвете прямо в море…
— Пф — а где же еще!
— А десять минут спустя — на пляже.
— Обычное дело.
— И в квартире.
— Это уже банально. Нашел чем хвастать.
— Какое счастье, что они сегодня улетают домой. Еще пара таких ночей и тебе пришлось бы катать меня повсюду в инвалидной коляске.
— Интересно, — фыркнул я. — А кто бы катал меня?
Патрик, ухмыляясь, открыл глаза.
— Как — и тебя? Бегорра, и что за дьявол вселился в этих пташек? Должно быть, от жары все они с ума посходили. Клянусь, что у меня дома, в Ирландии, такого просто быть не может.
— В Ирландии пташки, должно быть, вечно с ног падают, целыми днями напролет копая торф в ваших непролазных болотах.
— Картофель, — поправил Патрик. — Эх, какие женщины!
Подоспел Витторио и поставил перед нами на столик два высоких запотевших стакана с ледяным вспененным пивом. Смахнув пену и одним глотком опорожнив свой стакан наполовину, Патрик блаженно вздохнул и, опустившись пониже в кресле, вытянул вперед ноги.
— Рассел, тебе никогда не казалось, что жизнь слишком прекрасна? спросил он. — И что в любую секунду весь этот рай может разлететься вдребезги из-за какой-нибудь ерунды? — Он снова вздохнул и смежил очи. Подумать только — прекрасная уютная квартирка, приличная работа, солнце, тепло… и бесконечный поток совершенно сногсшибательных девиц. Должно быть, я слишком долго вел праведную жизнь, раз меня так награждают.
— Ничего, наслаждайся, братишка. Тебе недолго осталось. Продолжай в том же духе — и к четвергу откинешь копыта. Кстати, о чуде — вот и наши куколки…
Из прохлады отеля вынырнули Лайла с Амандой. Прищурившись от яркого солнца, они обвели глазами бассейн и заприметили нас. Обе радостно замахали руками и устремились к нам. Выглядели девушки свеженькими и прелестными.
— Приветик, — сказала Аманда, глядя на безжизненно распростертого Патрика.
— Вы уж извините, что мой друг не может встать, — официальным тоном произнес я. — Он просто не держится на ногах.
— Неужели? — игриво поинтересовалась Аманда.
— Да, он всю ночь не смыкал глаз.
Аманда расплылась до ушей, а её хорошенькая мордашка порозовела, несмотря на загар.
— Как насчет того, чтобы выпить? — спросил я.
— Выпить! — подхватила Лайла. — Потом ещё выпить, искупаться, позагорать, пообедать, снова искупаться и ещё немного позагорать. У нас осталось восемь часов, и я собираюсь использовать их на всю катушку… Вы же можете делать что хотите.