Я понимал, что Мачасеро еще не все сказал.
– Ну, Мачасеро, выкладывайте все! Ведь вы проделали этот длинный путь не для того, чтобы молчать?
– Конечно, нет. Хорошо, дело вот в чем: дон Амадео хотел бы вернуть на арену "Очарователя из Валенсии"…
Это меня огорошило.
– Вы что, смеетесь надо мной?
– Вовсе нет, дон Эстебан. Рибальта прежде был в восхищении от Вальдереса. Он не может поверить в его окончательный уход и совершенно правильно считает, что все афисионадос будут стремиться его увидеть.
– Какая чушь! Послушайте, Мачасеро, вы давно связаны с корридой. Неужели же вы до сих пор не поняли, что тореро, который покинул арену, никогда не возвращается обратно!
– Да, но только если он больше не может выступать. А Вальдерес ушел после несчастного случая, сам не пострадав при этом…
Имя Луиса Вальдереса всегда напоминало мне о Консепсьон. Разлука с ней была невыносимой, и поэтому, даже понимая тщетность подобного предприятия, я был готов уступить в надежде увидеть любимую.
– Почему вы обратились именно ко мне?
– Потому, что мы знаем о вашей дружбе с Луисом Вальдересом и думаем, что только вы сможете его убедить вернуться на арену.
– Но у меня нет такого права! Ведь арена - это всегда риск погибнуть или, по крайней мере, получить опасную рану. Я сомневаюсь, чтобы Луис согласился.
– Должен вам признаться, что перед тем, как что-то предпринять, мы навели в Альсире кое-какие справки. Так вот, дон Луис изображает из себя фермера только потому, что не знает, чем бы ему заняться.
– Неужели?
– Именно так… Каждый день он бесцельно обходит свои владения и оживает только вечером, когда встречается с друзьями в кафе. И знаете, о чем они говорят? О корриде, дон Эстебан!
Он сделал секундную паузу, выжидая, какой будет моя реакция, но поскольку я не отвечал, добавил:
– От корриды невозможно выздороветь, дон Эстебан…
Вполне возможно, что Луис не был счастлив, хоть я и не понимал, как можно жить с Консепсьон и быть несчастным. Правда, он не любил ее так безумно, как любил я.
Анализируя предложенное, я пришел к выводу, что проект этого Рибальты не такой уж и идиотский. Правда, мой внутренний голос пытался протестовать, подсказывая, что я поступаю нечестно, преступно, и только для того, чтобы опять увидеть Консепсьон. Я придумывал массу оправданий для своего решения, главным из которых было то, что я не собирался силой тащить его на арену. Он сам должен был все решить. И я сдался.
– Нужно подумать…
Мачасеро издал вздох облегчения. Похоже, он всерьез опасался, что его миссия может провалиться.
– Я должен вам сказать, дон Эстебан, что сеньор Рибальта хотел бы, чтобы вы стали "доверенным лицом" дона Луиса в случае, если он решит вернуться на арену. Так же мне поручено сообщить, что вам будут отчисляться пять процентов от доходов. К концу сезона это может составить круглую сумму.
Я пожал плечами. Ни Мачасеро, ни человек, которого он представлял, очевидно, не могли понять, что мне было наплевать на деньги. Я бы даже совершенно бесплатно но постарался бы испытать случай, приближавший меня к Консепсьон, которая была мне нужней, чем хлеб и вода.
– Когда можно будет увидеть этого Рибальту?
– Он остановился в гостинице "Колон"… Я договорился с ним, что, возможно, приведу вас к обеду.
– Вы сомневались что я соглашусь?
Мачасеро засиял профессиональной улыбкой.
– Мы надеялись, дон Эстебан.
Амадео Рибальта оказался большим, красивым и сильным мужчиной, которого уже начинала одолевать полнота. Я дал бы ему немногим более пятидесяти лет. Встретил он меня с изысканной любезностью и был искренне рад, что я принял его предложение. Мы сели за стол. После эмпадильяс де полло[24], который мы запили белым Борнанским, нам подали сальмотес фритос[25], вслед за которым дон Амадео заказал бутылку красного старого Риоха[26], чтобы легче было справиться с фаршированной рисом уткой. Окончили мы обед бразо де хитана[27] и бутылкой хереса. Наш хозяин подождал, пока принесут кофе, и перешел к основной теме нашего разговора.
– Дон Пабло поставил вас в известность о моих планах, сеньор Рохиллья?
– Конечно, иначе я бы не пришел сюда, сеньор.
– Что вы об этом думаете?
– Я оговорил с доном Пабло некоторые вопросы. В частности, вы, очевидно, знаете, что вся история коррид свидетельствует о том, что возврат тореро на арену после более или менее продолжительного перерыва всегда кончается фиаско.
– Как вы думаете, почему так происходит?
– Потому, что в них нет прежнего азарта.
– Получается, если я вас правильно понимаю, что тореро, поддерживающий хорошую физическую форму и не потерявший любви к корриде, может вернуться на арену?
– Теоретически, да.
Я сказал вовсе не то, что думал, но мне так хотелось опять увидеть Консепсьон…
– Вы уже знаете, что сведения, собранные нами в Альсире, свидетельствуют, что Вальдерес тоскует по корриде и ничуть не оброс жиром?
– Как бы там ни было, но пока мы не переговорим с ним, все эти расчеты не имеют никакого смысла.
– Я точно такого же мнения, сеньор. Поэтому я хотел бы попросить вас как можно скорее отправиться в Альсиру и встретиться с доном Луисом. Если он откажется и у вас создастся впечатление, что его отказ окончателен, мы с доном Пабло останемся здесь. Если же дон Луис согласится, то мы приедем сразу же после вашего сообщения и поговорим с ним о тренировках, программе и… конечно, о песетах.
– Вижу, что ваши планы хорошо рассчитаны.
– Дон Эстебан, я должен открыть вам то, о чем пока не говорил дону Пабло. Надеюсь,- он меня простит, узнав об этом одновременно с вами. Я был очень богат, но теперь мои дела идут не так хорошо, как хотелось бы. Я ставлю все, что у меня есть, на возрождение "Очарователя из Валенсии". Если он провалится, я погибну вместе с ним. Чтобы этого не случилось, я приложу все силы. Прежде всего, необходимо вызвать к этому событию как можно больший интерес. Кстати, дон Эстебан, вы не знаете, живы ли еще люди, входившие когда-то в квадрилью дона Луиса?
Из тех, кто повсюду сопровождал дона Луиса и меня, остались только пикадор Рафаэль Алохья и двое бандерильерос.
– Хорхе Гарсиа и Мануэль Ламорильйо.
– Как, по-вашему, можно ли будет их разыскать?
– Конечно… но зачем, черт возьми?
– Мне бы хотелось, чтобы дон Луис чувствовал себя как можно уверенней, хотя бы поначалу. Ему будет легче войти в прежнюю форму, если вы станете помогать ему советами. Кроме того, рядом будут его старые товарищи - пикадор и бандерильерос.
– Может быть, вы и правы…
Рибальта вынул из кармана какую-то бумагу.
– Сегодня 5 марта. Необходимо, чтобы через неделю мы определились. В случае положительного решения дон Луис немедленно должен будет приступить к тренировкам. Я рассчитываю провести первую корриду во Франции в июне.
– Выбор хорош, и время мне кажется реальным.
– После этого, в июле, мы за весьма умеренный гонорар выступим в Пампелупе с единственной целью - показать, чего стоит дон Луис. А вообще я считаю, что не стоит требовать слишком многого от первого года.
– Вот с этим я целиком согласен, дон Амадео.
– Если в Пампелупе все пройдет гладко, мы попытаемся показаться в конце июля в Валенсии. В августе в Сан-Себастьяне много иностранцев, и это сделает нам хорошую рекламу. Я попытаюсь устроить так, чтобы мы выступили 15-20-го в Толедо и 28-го в Линаресе.
– Нет! - сказал я так резко, что Мачасеро и Рибальта пораженно уставились на меня.
– Нет, только не в Линаресе!
– Объяснитесь, дон Эстебан, ведь арена в Линаресе - прекрасный трамплин для прыжка к успеху! Не мне вам это объяснять.
– Для Вальдереса арена в Линаресе - проклятое место!
– Из-за Манолете?
– Нет, из-за Пакито…
И мне пришлось рассказать им грустную историю, которая положила конец карьере "Очарователя из Валенсии". Они с молчаливой серьезностью выслушали меня. Когда я окончил говорить, то почувствовал, что вновь пережил кровавые события того рокового дня, восстановившие против меня Консепсьон. Дон Амадео положил мне руку на плечо.