– Похмелиться нет? – застенчиво спросил Шевроле и отвернулся.
– Найдем.
– Маленько надо. В себя прийти. Вчера Кодю искал. Нашел, конешно, ну и…
Я достал пластмассовую фляжку со спиртом, колбасу. Шевроле налил спирт в пробку–стаканчик и, не разбавляя, выплеснул его в рот.
– В пластмассе спирт плохо держать, – сказал он. – Химией начинает пахнуть.
– Не нашел другой.
– Но ишо хуже, когда в резине. Например, в грелке, – утешил меня Шевроле.
– Сколько за лодку возьмете? – спросил я.
– Дак ведь как сколько? Што и как понимать сколько? Я ее вам дарю. Сейчас поедем к Реке. Потом вниз поплывем, искать, где Кодя ее оставил. Как найдем – так будет тебе подарок.
– Может быть, лучше деньги?
– Деньги, конешно, лучше, – со вздохом сказал Шевроле. – Но нет возможности их у тебя взять.
– Почему?
– Пожалуй, што я тебе останусь в долгах. Как ты смеялся вчера, когда я тебе про собак рассказывал. А здесь уж никто не смеется, когда я говорю. Думают, вру. А не поймут, что я вполовину. Я половину жизненно говорю. Не всякий это и знает. А половину присочиняю. Так ты и поступай как нужно: половину смейся, половину вникай. Де–е–ньги! Ты лучше ишо приезжай. Веришь ли, нет; я ночами не сплю иногда, рассказы наружу просются. Приезжай!
12
Неопытный человек никогда не увидит с берега величину здешних рек. Он может оценить их величие и мощь только с высоты, потому что на берегу в каждый данный момент он видит только одну протоку, малую часть Реки. Мерзлота, скальный грунт не дают рекам уходить вглубь, прорезать долины, и поэтому они расходятся вширь, образуют переплетение проток, островов, заводей, перекатов, и вся эта запутанная сеть меняется почти ежегодно, почти в каждый паводок. Я это знал, но здесь было иначе, чем на знакомых северных реках. Скрытая сила чувствовалась в протоке, которой мы плыли вниз по течению. Скрытая, как пружина. Течение было очень быстрым. Зеленые валы неслись вниз, скручивались в водовороты и плескали в заломы. Было холодно даже в полушубке, который взял для меня Шевроле.
Лодку мы нашли примерно через час. Она стояла в глухой протоке, затопленная почти доверху, так что торчали лишь обломанные края бортов.
Мы погрузили лодку на нос дюральки и помчались обратно в поселок. Мотор «Вихрь» хорошо тянул против течения.
13
Несколько дней после этого я сушил «ветку» на ветру, прежде чем заново проконопатить ее, сменить кое–где крепления бортов и залить гудроном. Такая работа, когда нет спешки, всегда очень приятна.
Дерево лодки за долгое время разбухло и не желало отдавать воду. Я содрал посильно старую осмолку и увидел внутри посиневшие от дряхлости доски. Гудрон к мокрому дереву не пристанет – закон физики.
Шли дни. Лодка стояла около дома Шевроле. Он предоставил мне инструмент и изредка сам приходил. Закуривал и говорил:
– Значит, не берешь собаку? А зря! Вот у меня, к примеру, была такая собака. Уйдем на охоту. Походишь, сядешь на лежащее дерево покурить. А портсигара нету. «Найда, – говорю, – сигареты–то мы дома забыли». Найда разворачивается и чешет в поселок. Вбегает в избу, портсигар в точности лежит на столе. Она без разговоров хватает в зубы, бегеть ко мне. Прибегает. Я хвать–похвать. «А спички?» Собака разворачивается…
– А эта собака, что сейчас у вас?
– Эта собака хорошая. Но… в лесу работает только до трех часов дня. Потом начинает зайцев гонять, кусты нюхать. Одним словом, культурный отдых. Видно, узнала про укороченный рабочий день…
В темноте прошли двое. Один был маленький в телогрейке, второй – в свитере с выпирающей из–под него пугающей мускулатурой. Маленький что–то пропел, замолк и сказал:
– Эта песня полноценна под гитару.
Большой повернулся ко мне, и я узнал его в огоньке папиросы. Это один из тех, у кого есть забытая комната в Москве, нет родственников и еще есть неумение жить по регламенту.
– Что ты смотришь на лодку утраченными глазами, – сказал он. – Стукни по ней топором, купи дю–ральку, «Вихрь» и дуй с ветром, чтоб деревья качались и падали. На скорости надо жить, кореш!
– Сейчас скорости нет, – сказал из–за забора Шевроле. – У меня в Индигирке была лодка. Та скорость давала. Баба у меня, сам знаешь, комплектная, а я легковес. Так я, когда скорость давал, к бабе привязывался, чтоб ветром не выдуло…
…В ночной темноте я, как тать, прокрался к недо–строенному двухэтажному дому. Там была бочка с гудроном. И рядом лежал ломик. Кое–как я наколотил килограммов пять гудрона, сходил к магазину, нашел там выброшенную жестяную банку из–под галет «Арктика», сложил в нее гудрон и оттащил к лодке. Если с утра будет солнце, то к полудню буду шпаклевать лодку и заливать гудроном пазы и днище.