Андрей почти не мешает исступленным, злым ласкам Тани, ее колючим поцелуям, разве что старается смущенно натянуть на себя одеяло. И только ее режущий слух, резкий, неестественный смех как бы заставляет его очнуться. Не сразу осознает то, что происходит... Он отрешился, чтобы не мешать ей: любовь - постельная, низкая, для него кара, которую он должен принять, хочет того или не хочет... У Андрея неожиданно хриплый голос - так бывает, когда человек только еще просыпается. Он смотрит так, будто видит незнакомку. Зачем она здесь? Бежит к Виктору - надо как-то освободиться от слов, томящих душу, высказаться. Их надо произнести, иначе он захлебнется в них: "Я смотреть на нее не могу, что я с ней делать буду? Она какая-то сука стала! Этот запах после тюрьмы как будто в кожу въелся. Витя, глядеть не могу!!!" Между прочим, все произнесено довольно тихо, Андрей даже больше обращается сейчас к самому себе - Меньшиков слушает свой голос. Он, Андрей, наконец, сформулировал главное, как и понял: помочь им никто не способен. Обратной дороги нет...
Бунт невозможен, приходится открыть ворота в свою крепость-государство. Не для милой жены - для суки, которую невозможно депортировать. К этому начинает примешиваться еще одно незнакомое чувство: кажется, радость той жертвы, которую он должен принести.
По внешнему ходу событий может показаться, что, после неудачной попытки Татьяны покончить с собой (она уходит в ванную и пробует перерезать вены осколком разбитого стакана), в Андрее все же вспыхивает прежнее чувство. Однако это только кажется - ноша принята, и Андрей идет дальше, предчувствуя, что конец у него и Тани один. Мечта о своем царстве-государстве смешна там, где впритык подступает реальность.
Он увозит Татьяну на юг, на оставшиеся после грабежа и побега деньги устраивает для нее красивую жизнь на морском побережье. С пикниками, поездкой в горы, взрывом гранаты в ущелье. К ним присоединяется Виктор с подружкой Ларисой, профессиональной валютной проституткой, вполне милой дамой, решившей, очевидно, передохнуть от зарубежной клиентуры с симпатичным сценаристом.
Те, кто видел фильм "Дюба-дюба", читая эти строки, несомненно удивлены: ничего такого нет в картине... Однако Хван эти эпизоды снял в Ялте, долго роскошествуя с киногруппой в прекрасные летние дни, изводя горы исходящего реквизита: для несведущих поясняю, то были шашлыки, фрукты, дорогая рыба, вина... Икра и персики тоже вошли в список необходимых для съемок продуктов. Более того - ровно через год Хван намеревался переснять эти во всех отношениях приятные для него эпизоды, ссылаясь на то, что якобы у Меньшикова не получились упомянутые сцены.
Режиссер активно добивался средств на новую экспедицию у "АСК" - одной из первых негосударственных кинокомпаний, которая продюсировала картину. Однако надежды постановщика рухнули, когда летом 1991 года, в июне, Олег Меньшиков уехал в Англию на полгода...
Все эти частности довольно точно характеризуют метод Хвана, работавшего над "Дюбой-дюбой" в общем два с половиной года, что совсем не пошло на пользу картине. Снятые в Ялте сцены в фильм вообще не вошли. Как и многие другие, в частности, те, где Андрей ведет Татьяну в магазины, помогая ей приодеться и превратиться в столичную девицу, нормально вписывающуюся в интерьер вгиковского общежития. Приодевшись, красотка медсестра пренебрежительно бросала Плетневу о встреченных ею будущих звездах кино: "Это что, правда актрисы? Никогда бы не сказала..." Провинциализм недавней арестантки претил Андрею и забавлял его, смягчая их постоянное вынужденное общение...
Словом, огромное количество отснятого Хваном материала пошло в корзину в буквальном смысле слова. Тем более снимал режиссер, не задумываясь ни о сроках, ни о средствах, ни о нормальном, общепринятом, хронометраже картины, видимо, полагая, что для него закон не писан... И все же жаль, что исчезли в окончательном варианте короткие счастливые мгновения, контрастировавшие с истинным смыслом событий. Жаль, что ушла сцена взрыва гранаты в горах, замечательно написанная Луциком и Саморядовым и важная для финала, когда взрыв прозвучит снова, но уже смертельный для Андрея.
В результате "Дюба-дюба" оказалась своего рода монодрамой, которая по плечу Олегу Меньшикову. Симпатичные южные дни могли внести оттенок возможного сближения с Таней, но актер ищет сближения с нею в ином: в осознании приближающейся роковой развязки. Его трагический Андрей (таким он становится все больше и больше) ищет именно такую личную ориентировку в разрушительном потоке времени.
Его отношения с Таней, когда они возвращаются с юга, через осенние российские степи, окрашены грустной теплотой старшего брата к младшей, заблудившейся вместе с ним в темном лесу сестренке. Из леса они уже не выберутся. Оба знают об этом, но вслух не говорят: не надо касаться того, что невозможно изменить, что не зависит от них. Так возникает необычная лирическая нота. Она рождена не любовью, любовь не нужна и не возможна для обреченных. Они повязаны близкой смертью, двое, которым чуть больше двадцати лет, но которые уже исчерпали время, отведенное им судьбой. Смерть связывает их абсурдно и реально.
После стремительного развития событий - подготовка грабежа, поездка Андрея на родину, вербовка подельников, грабеж, побег - после всего этого время как будто останавливается. Андрей тоже будто замирает. Но инерция его мнимого покоя чередуется для него со взрывами эмоций. Меньшиков всегда точен в ритмической партитуре роли, находя сюжетные, словесные опоры для как будто внезапных, но внутренне оправданных выплесков. По дороге Татьяна неожиданно заболевает, приходится сойти с поезда. Таня попадает в маленькую придорожную больницу, оставаться там опасно, у девушки из имеющихся документов только поддельный студенческий билет. Андрей идет к врачу, как-то чересчур спокойно говорит с ним о болезни Тани. Услышав о возможной операции, Плетнев каким-то стремительным рывком бросается к врачу через разделяющий их стол и вырывает злополучный студенческий билет. Хотя врач пока никакого криминала в биографии новой пациентки не предполагает. Но такова естественная реакция человека, который все время ждет катастрофы. Инстинкт диктует ему - надо уходить, инстинкт жажды жизни, неистребимый в каждом, как бы ни сложились обстоятельства... И с Таней Андрей уже не может расстаться, вторя мысли Николая Бердяева о том, что любовь не имеет отношения к жизни - любовь имеет отношение к смерти.
Они едут в их родной город - это последнее прощание с миром. Оба понимают, что там Татьяне долго на воле не жить. Дождавшись, пока Андрей уйдет из дома (они тайно остановились у его старого друга Марата), Таня идет к тому самому Николаю, Кольке, из-за которого когда-то села в тюрьму. Может быть, действительно любила и еще любит его? Может быть, так мстит Андрею, зачем-то ворвавшемуся в ее жизнь? А может быть, просто устала жить, каждый день ожидая нового ареста, колонии, дополнительных лет в приговоре...
Невнятность концепции режиссера и соответственно экранных решений, плюс невыразительная игра Анжелы Белянской не проясняют, что на самом деле толкнуло Татьяну к встрече с Николаем. Все вышло, как и ждалось... Когда Таня вышла из дома Николая, ее тут же забрала милиция, поджидавшая ее. Теперь все кончено...
Смысловая и эмоциональная нагрузка в последующих эпизодах почти целиком ложится теперь на Меньшикова.
На улице Марат говорит ему о том, что Таня арестована у дома Николая. Андрей знал, что так будет. Марат и Андрей стоят под аркой в переходе между дворами. Андрей вдруг странно подпрыгивает, делает полный оборот вокруг себя: "Форменный казус!.." Между прочим, "казус" - не только означает "выдающийся случай", но иногда и событие, признаваемое достаточным поводом для объявления войны! После выкрика Андрей мчится: он должен таким образом сбросить шоковое известие. Бежит в никуда...
Потом Андрей вернется в дом Марата, где еще остались какие-то мелкие Танины вещицы: косметичка, пудреница, расческа... Взгляд Плетнева схож с тем, что бывает у людей, только что вернувшихся с похорон. Неужели все? Еще недавно она расчесывалась, пудрилась, смотрела на себя в зеркало... Больше ее нет. И не будет... Кладбищенская россыпь... Но глаза Андрея хотят запомнить все эти мелочи, сохранить их. Он не скорбит: предначертанное роком и им самим, Андреем Плетневым, начинает свершаться... Наверное, через две-три минуты Андрей вышвырнет всю эту женскую дребедень. А пока скользит взглядом - все, все, все!..