От мыслей меня отвлёк резкий звук: Фёка вскочила из-за стола и кинулась вон из столовой, прикрывая рот рукой. Я удивлённо проводил её взглядом и глянул на Клео. Та покосилась на меня и уткнулась в тарелку, ела омлет, как ни в чем не бывало.
– Клео, в чем дело? Что с Фёкой?
– А мне почём знать? – буркнула она.
Фёка вернулась быстро. Села за стол и как-то виновато взглянула на Клео, та даже не взглянула на свою любимицу.
– Что с тобой? Ты не заболела?
– Нет, миленький, не беспокойся, все хорошо. Так, съела что-то, наверное.
– Да что такого ты могла съесть? А может…, – я с надеждой выпрямился. – И давно у тебя?
– Нет, – она взглянула на меня и покраснела, – ну да, похоже, я беременна.
Клео поджала толстые губы, тяжело поднялась из-за стола и стала собирать посуду.
– Как, – прошептал я, потянулся к Фёке и взял её за руку, – в самом деле?
– Кажется, да, – ответила она, посматривая на Клео, которая гремела посудой.
Кровь прилила к моему лицу, я радостно воскликнул:
– Фёка! Родная! Наконец-то! И как все здорово складывается. Сегодня у нас аттестация. После моего доклада, я почти уверен, что присвоят последнюю ступень шестого уровня, а это очень даже неплохая прибавка! Я сегодня же установлю возможный максимум отчислений для моей беременной жёнушки! Ты ни в чем не будешь себе отказывать.
– Дай же мне поесть, – засмеялась Фёка, отнимая руку.
Я отпустил её. Она снова посмотрела на Клео, которая мыла посуду, но, поймав мой взгляд, уткнулась в тарелку. Я уже заметил, что когда Клео чем-то очень расстроена, то забывает о принте: куда легче, практичнее, да и гигиеничнее аннигилировать грязную посуду и из полученного материала создать всё что угодно, любого цвета, формы и даже размера, варьируя на толщине. Достаточно нажать пару кнопок на принте. Нет! Она принимается мыть посуду сама. Будет полоскаться в грязной воде, и ещё, чего доброго, в следующий раз её же выставит на стол. Неряха! А может она так себя успокаивает? «Странно, что это так её расстроило, уж не беременность ли Фёки? Ей-то что?», – неприятная мысль испортила настроение.
– Клео, нам нужно поговорить с Олегом наедине. Не могла бы ты…, – Фёка просительно смотрела на каменную спину массажистки. Та недовольно повела плечом, на мгновенье сунула руки под сушилку и вышла.
Я, улыбаясь, смотрел на жену.
Она водила вилкой по тарелке и молчала, словно не решаясь заговорить, наконец, вздохнула и тихо сказала:
– Ты знаешь, я тут подумала, может нам пока рано заводить ребёнка? Мы ещё так молоды! Тебе сейчас присвоят высший статус и, скорее всего, дадут отпуск, – она с надеждой взглянула на меня. – Давай поедем куда-нибудь отдохнём? Миленький, ты давно не отдыхал, смотри, как похудел! Так и заболеть недолго.
Я засмеялся, встал и, подойдя к ней, обнял за плечи и поцеловал в голову:
– Заботливица моя! Да без проблем, если хочешь, то поедем! Выбирай куда. Но чем помешает путешествию беременность? Я думаю, ты просто пока ещё не обращалась к врачу, он быстро снимет все негативные последствия беременности.
– Да, но, – Фёка зябко повела плечами, отодвигаясь от меня, и потянулась к кофейнику. – Кофе будешь?
– Никаких «но»! – я сел за стол. – Налей, пожалуй.
– Странный ты какой-то, – она разливала кофе по чашкам, недовольно надув губки. – Ну, кто хочет детей так рано! Мне всего двадцать восемь, а забеременеть я могу хоть в шестьдесят. Куда торопиться? Никто раньше сорока детей и не заводит.
Я оторопел:
– Да, ну, конечно… Я бы так и ничего. Но не делать же аборт! Это же наш с тобой ребёнок. Ты с ума сошла?!
– Да это ещё совсем и не ребёнок, срок маленький, – она с надеждой снизу вверх заглядывала мне в глаза.
– Фёка, – я вытаращил на неё глаза, – ты что, не хочешь ребёнка?
Она помолчала, виновато глядя на меня, и едва слышно сказала:
– Ну, почему же… Хочу. Я же знаю, как это важно для тебя.
– Для меня?!
– И для меня тоже, – спохватилась она. – Давай завтракать, а то ты опоздаешь.
– Ну, так вот, выбрось из головы дурные мысли. Ты будешь отличной мамой.
Она молчала, только в обычно прозрачных светло-зелёных глазах её вдруг мелькнула тень, чуть раскосые глаза потемнели и смотрели отчуждённо. Это было так непривычно, что я растерялся и не знал, что и сказать.
Окончание завтрака прошло в молчании.
У порога она привычно поцеловала меня:
– Миленький, не переживай, я люблю тебя! Всё будет хорошо!
Я наклонился поцеловать её и заглянул в глаза: они по-прежнему сияли спокойным прозрачным изумрудным светом.
– Я тоже тебя люблю.