Наконец появился дознаватель Щур. В кафтане укороченном, в сапогах выше колен, с увеличительным третьим глазом. Перво-наперво удалил всех лишних из трапезной и в сопровождении стольника, виночерпия и князя московского полез на чердак. Где на одной половине сохли трофеи охотничьи, на другой – пух с перьями для перин княжеских, а возле оконца чердачного лежал на пузе бочоночек, из которого текла-вытекала веселая медовуха!
– Батюшки! – завопил стольничий, – вчерась вечером с виночерпием мы собственными руками перетащили на чердак двадцать два полнехоньких бочоночка, а сейчас в наличии лишь один да и тот с дыркой!
– Перестань орать, – наступил ему на ногу дознаватель Щур, – и объясни толком, зачем нужно было перетаскивать бочоночки на чердачный сквозняк, если им место в подвале с одной и той же температурой?
– Потому, – затрепетал голосом стольник, – что подземные грунтовые воды вышли из-под контроля земли, угрожая затоплением погреба, и чердак оказался самым подходящим местом для временного пребывания бочоночков. Сам князь наш, Дмитрий Иваныч, отдал такое распоряжение.
– Я? – удивился князь московский и устремил взгляд на дознавателя. Тот понял и мигом взял расследование в свои руки. Для начала так встал на пороге, чтобы всяк входящий обязательно споткнулся о его ногу, отчего заранее приготовленный ответ в момент вылетал из головы входящего. Во-вторых, смотрел сквозь увеличительный глаз таким образом, что окончательно подавлял волю к лжесвидетельству. Веревочка в руках Щура крутилась, вертелась и, наконец, завязалась узлом на личности отсутствующего племянника виночерпия. Виночерпий без устали головой о стенку бился, пока Щур выяснял облик племянника. По словам виночерпия, племянник худосочен, голенаст, безбров, нос сливой с двумя дырочками и живет не в Москве, а в Переяславль-Залесском, в семидесяти верстах отсюда! А по описанию посторонних незаинтересованных лиц, племянник лопоух, броваст, носаст, с испепеляющим огнем во взоре! Не иначе, как происки нечистой силы, подумали все, кроме дознавателя, а стольничий тоже ударился лбом о стену:
– Где мои двадцать пять бочоночков просмоленных? Чем теперь буду людей опаивать?
– Остынь, – наступил ему Щур на ногу, – лет двести тому назад князь Изяслав в распрях ворвался на конях в Путивль-город, вотчину своего брата Святослава! Пограбил город, пригород, церковь, из княжьих погребов выволок двести бочек медовухи, а ты голову бьешь из-за каких-то двадцати! Твое дело давать правдивые показания, а не вышибать последние мозги!
Убрал Щур свою ногу с чужой ноги, обернулся к Дмитрию Ивановичу:
– Яснее ясного – на чердаке тати ночные орудовали. Числом не менее трех. Один забрасывал аркан с крюком на зубец кремлевской стены, откуда бочоночек самоходом катился вниз. По другую сторону стены – второй соучастник. Примет бочоночек, третьему передаст. Тот грузит бочоночек на телегу. Для самовывоза. Остается проверить версию, а заодно и погреб.
Проверили и обогнув овчарню, бочарню, пекарню, вышли из кремлевских ворот на кремлевскую набережную. С порубленными соснами для нужд отопления, с отходами рыбной и сельскохозяйственной продукции и прочими свалками. От и до. Воняет – дышать нечем! Для уточнения своей версии Щур носом к земле пригнулся, чуть не пластается в предвкушении результата:
– За ночь торная тележная колея не претерпела изменений, как и следы человеческие. Двое из них – лапотники, а третий, чую по запаху, в сапогах дегтем промазанных. Вот этого татя, в сапогах, и будем искать. По оставленным индивидуальным следам. По каблуку левой ноги наружу стоптанному. Из-за плоскостопия. Наследственного. По такой примете я злоумышленника и через десять лет отыщу. Срисую, замерю, предъявлю… Где-то такие следы мне уже встречались…
– Щур, очнись, ты в своем уме? Это же мои следы, я утром сюда по нужде бегал!
– То-то они показались мне знакомыми… Но ничего страшного. По другому следу пойдем. По кровавому. Один из татей неосмотрительно малой кровью плевался, что бывает, ежели зуб выбит. Поскольку обнаруженных драк с кровопролитием не учтено со вчерашнего вечера, то зуб, следовательно, выбит не в драке, а вырван зубодером по причине гнилости. Отыскать того, у кого зуб в свежем отсутствии – дело плевое…
Виночерпий поразился ходом блистательного рассуждения и решил внести добавление:
– По моему разумению, не чужие тати орудовали, а свои в доску. Откуда чужаки могли бы узнать, что погреб подвергся затоплению?