Хлуденёв Алексей Петрович
Олег Рязанский
Хлуденёв Алексей Петрович
Олег Рязанский
Часть первая
ПОШАТНУЛСЯ РЯЗАНСКИЙ СТОЛ
Глава первая
Не солоно хлебавши
В декабре 1371 года рязанские послы возвращались из Москвы. Заложенные в санные крытые возки лошади - на расписных дугах, на шлеях языками костров трепещут красные лисьи хвосты - закуржавились морозным инеем. Впереди, в возке, обитом изнутри волчьими шкурами, ехал старший посол боярин Афанасий Ильич, донельзя расстроенный. В другом - младший посол Епифан Кореев.
Позади и Коломна, некогда рязанская, но вот уже несколько десятков лет, как московская, и Перевицк1, - до этой-то рязанской крепости захапистая московская рука ещё не дотянулась. Дорога шла то через хвойные леса, то устремлялась на простор. Вдруг где-нибудь на пути вставала перед проезжими деревня с её теплым жилым духом, запахом дымка, навоза, соломенной прели; но и тогда не замедляли езды и лишь свистели в воздухе кнуты - сопровождавшие посольников верховые отбивались от собак.
Спешили с неприятной вестью - московский князь Дмитрий Иванович, коему рязанские посольники намеревались предложить замирение, даже не принял их. А приняты они были его зятем Боброком Волынским, прослывшим отменным воеводой. Боброк этот, взбив длинные висячие усы, смотрел на рязанцев с едкой суровостью. Велел Афанасию Ильичу быть кратким.
Не без волнения Афанасий Ильич приступил к изложению позиции рязанского князя Олега Ивановича. Надеялся, что красноречие не подведет его. Говорил с жаром и, как ему самому казалось, убедительно. Но Боброк не оттаивал. Слушал мрачно. Взбивал и без того взлохмаченные усы. Невежливо похмыкивал.
Из-за чего сыр-бор? Сыр-бор между Москвой и Рязанью разгорелся из-за Лопасни1, этой небольшой крепости на реке Оке, которая, как и Коломна, встарь была рязанской, но завоевана у Рязани ещё Данилой Московским, прадедом нынешнего князя Дмитрия. С той поры минуло едва не семьдесят лет и немало князей сменилось на рязанском престоле, но лишь князь Олег сделал попытку отбить город, возведенный его предками на отчей земле.
Лакомый кусочек - эта Лопасня! Граница Рязанской и Московской земли шла по Оке, но Лопасня располагалась на рязанской стороне. Можно ли было мириться с тем, что стратегически важная, цеплявшаяся за рязанский берег, крепость оставалась в руках Москвы? Олег и его бояре не могли терпеть такое. В первый раз Олег ударил на Лопасню и взял её при поддержке нанятых им за деньги бродников, этих вольных людей донских степей, ещё в 1353 году. Тогда он был совсем юным, ещё задиристым, не вполне представлявшим подлинную силу Москвы. Правители Москвы, готовя ответный удар, заручились поддержкой Золотой Орды, и Олег благоразумно и загодя принужден был покинуть крепость.
Конечно же, Олег не оставлял надежды решить лопасненский вопрос в свою пользу. Мечтал об этой крепости. Просил у Москвы мирно отдать её Рязани, пусть и за счет каких-то уступок. Но неизменно следовал отказ. Олег терпеливо ждал случая, и таковой наконец представился. В минувшем году на Москву изгоном пришел с сильным войском воинственный литовский князь Ольгерд. Не очень рассчитывая только на свои силы, князь Дмитрий попросил Олега оказать ему помощь. В обмен обещал Лопасню. Олег не сразу дал согласие: не хотел портить отношений с литовским князем, который был ему тестем. И все же верх взяло желание заполучить вожделенную Лопасню, и он послал на помощь Москве полк. Литовцы не рискнули сразиться с московитами, получившими хорошее подкрепление, и ушли восвояси. Под предлогом, что рязанцы лишь "стояли на меже", а не бились с неприятелем, Дмитрий Московский не выполнил своего обещания.
Неслыханный обман! Олег выгадал час, когда Москва направила свои рати на войну с Тверью, и быстро, мощно ударил на Лопасню. Овладев ею, во избежание разрастания войны послал в Москву Афанасия Ильича. Князь Олег рассчитывал на его опыт, на его связи с высшими кругами Москвы, где он считался почти что своим: был женат на московитке и был сторонником единачества с Москвой. Афанасий Ильич должен был предложить мир, тем узаконив возврат Лопасни в лоно земли Рязанской.
Но неудача следовала за неудачей. Мало того, что Афанасий Ильич не был принят московским князем, - его не удосужился выслушать до конца Боброк. Едва Афанасий Ильич после пышных вступительных слов заговорил о том, что Москва и Рязань должны доверять друг дружке, как Боброк прервал его:
- Кончай тарабарить! Лучше скажи, с какой стати твой князь Олег наскочил на Лопасню!
Стоило Афанасию Ильичу заикнуться, что нападение рязанцев на крепость было вынужденным, как Боброк вновь оборвал его:
- Песенку твою я и слушать не хочу! Дуй-ка ты, Афанасий Ильич, домой да донеси своему князю: Москва покарает его за дерзость! Прищемит ему хвост!
Тяжело было старшему рязанскому послу выслушивать от старшего московского воеводы столь неучтивые и угрожающие слова. Еще тяжелее возвращаться в Рязань ни с чем. Оставалась ещё одна малая надежда: через бояр, со многими из которых он был в дружелюбье или приятельстве, попытаться добиться приема у князя. Подступился он к одному, к другому, к третьему и понял: ничего у него не выйдет. Прежние приятели вдруг стали с ним холодны, а то и избегали его. Особенно поразило, как неприветливо, злобно обошелся с ним боярин Александр Андреевич Елко, сын знаменитого Андрея Кобылы, некогда ведавшего при московском князе посольскими делами. Прежде как было при встрече? Обнялись, расцеловались, поехали на радостях в гости к Александру Елко, прозванному так за свой высокий рост. Застолье, разговоры... В этот же раз, едучи по Москве, Афанасий Ильич вдруг видит: встречь катит знакомый, обитый красной кожей возок. Рязанец - поклон возку. Кучер осаживает лошадь; стоявший на запятках слуга проворно распахивает дверцу возка. Из него, не выходя, высовывается хозяин. Пышная, с проседью, борода, широкое, само добродушие, лицо. "Расскажу обо всем Лександру Андреичу, - с надеждой думает Афанасий Ильич, - может быть, он сумеет обладить встречу с князем..." И вдруг натыкается на колкий взгляд именитого московита...
- Тьфу, дурной, тьфу! - раздается его гулкий, как из бочки, голос. Почто прибыл? Не стыдно? Напакостили с Ольгом, а теперь дай вам мир? Не примет тебя наш князь! И я тебе не помога - даже и словечка не замолвлю!
Дверца - хлоп! Возок взвизгнул полозьями и полетел.
Так и убыл Афанасий Ильич из Москвы не солоно хлебавши. А напоследок своими глазами увидел: Боброк делал смотр своим полкам. Видно, готовятся к походу. Куда, на кого? Выяснил - на Рязань, на князя Олега...
Эхма!.. Не дай-то Господь. Сильна Москва - сладить ли с её ратью рязанским полкам ?
В то время, как старший посол переживал за неудачу, горевал, младший, Епифан Кореев, и в ус не дул. Его ничуть не обеспокоило, что московский князь не принял их. Езживал и хаживал по Москве с таким видом, будто был пуп земли. Высокий, слегка сутуловатый, он смотрел на все и вся темными блестящими глазами беспечно, с веселой ухмылкой. На торгу, случалось, подтрунивал над простыми московитами, вроде бы в шутку называл их москалями или москалитами, то есть мошенниками. "Молод ещё - вот и ерничает!", думал Афанасий Ильич, в душе стараясь оправдать задор младшего посольника.
На пятый день по выезде из Москвы слева показалось село Скорнищево1 с небольшой ладной церковью посередине его. Завернули, чтобы переодеться из дорожного платья в нарядные кафтаны и выходные бобровые шубы. Предстать перед князем надлежало в праздничных одеждах.
Скорнищево было селение зажиточное. Здешние крестьяне выращивали хлеб, разводили скот, занимались скорняжным делом, иные не брезговали конокрадством. Селение располагалось на круче, и прямо под ним на много верст раскинулась приокская пойма, дававшая в изобилье сено. Близость Переяславля позволяла сбывать на его торгу рожь, коней, кожи, сено. Кошельки крестьян не скудели, а их дома и дворы отличались добротностью.
Староста, в доме которого переодевались господа, привык к тому, что путники, проезжая через Скорнищево, обращали внимание на его удачное расположение и зажиточность здешних крестьян. Эти же, особенно Афанасий Ильич, заметно чем-то угнетенный, явно поторапливались; при этом Афанасий все никак не мог попасть рукой в рукав поданного ему кафтана. Староста спросил его - уж не стряслось ли чего, на что посол ответил прямо: войной запахло, Москва грозит...