Зашла к нему. Сижу и глазам не верю: достает он из ящика деньги и все — мне! И говорит:
— Это тебе собрали. За мужа. Он в тюрьму сел, а мы будем помогать тебе за него.
И достает еще бутылочку горького казенного вина.
— Давай, — говорит, — опрокинем по рюмочке за твоего сокола! С довойны хранил, но для такого случая не жалко!
…Что-то теплое-теплое побежало от сердца по всему телу Сережки.
Пусть его травят, пусть орут, что у него отец — арестант. А он у него вон какой! Плохого не стали бы любить товарищи, не стали бы за него помогать!
А Дарья Михайловна рассказывает дальше:
— Выпили. Вытерлась рукавом — вот и закуска вся! Потом я сразу в город сообразила. Думаю: осень не за горами, в чем будет Сережка месить грязь? Помнишь, как к Мишкиной матери ходил просить работу: сапоги блестят, а пальцы торчат…
— Вот тебе! — а сама развязывает узелок, да не может развязать: не слушаются пальцы после рюмочки. Наконец развязала. И достает сапоги. И сразу видно: как раз по Сережке и даже с запасом — на вырост.
Но Сергей не стал смотреть сапоги. Он заметил, что мать все больше и больше пьянеет. И еще бы! Выпила, а с утра не ела. А она не привычна к рюмочке.
Он велел снова завязать сапоги и повел Дарью Михайловну домой.
Она ничего — слушается. Идет, улыбается, еще что-то ему досказывает, а у самой ноги нет-нет да шагнут не туда, куда надо.
Сережке даже немного смешно, но еще больше стыдно за нее. Он идет и все ворчит. А она все равно улыбается.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
6
⠀⠀⠀ ⠀ ⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Солдат и поп
⠀⠀ ⠀⠀
Сережка ведет маму домой. А ребята уже у солдат, уже наелись каши и опять просят сказку.
Бородатый сегодня хмурый, не хотел рассказывать:
— Не для них наши сказки!
Но на него напустились другие солдаты:
— А ты ребячью расскажи! Повесели ребятишек.
Тогда бородатый солдат Иван Сидорович Вотинцев взял у Коли свою ложку, вытер ее травой и спрятал за голенище. Затем свернул козью ножку затянулся, выпустил дымок — сперва колечком, а потом ручейком, немного еще подумал и начал:
— Тогда — про барина. А теперь — про попа, что ли? И опять про солдата.
⠀⠀ ⠀⠀
…Служил солдат двадцать пять лет, выслужил двадцать пять реп, а на двадцать шестой отпросился домой.
Как он ни торопился, как ни старался, а до ночи домой не добрался. Пришлось при дороге остановиться.
И, как на беду, попалась богатая деревня. Стучит в одну избу — не пускают. Стучит в другую — не отпирают.
Все избы обошел, до поповского дома дошел. Стук-стук-стук!
Поп открывает дверь.
— Батюшка, пустите заночевать!
— Пустить, чадо, можно и даже покормить можно, но с уговором.
— С каким-таким, батюшка, уговором?
— Загадаю тебе три загадки. Отгадаешь, так ляжешь сытый, а не отгадаешь, так станешь битый!
Некуда солдату податься, пришлось ему соглашаться.
Поп говорит:
— Матушка, затопляй печь!
Попадья запалила лучину и несет к печи. Поп на огонь показывает и спрашивает солдата:
— Это что?
— Огонь.
Поп хлясть его по затылку:
— Темный ты человек, бестолковый… Что ты врешь? Это не огонь, а красота!..
Печь растопилась, кошка на шесток заскочила, села, умывается, лапкой вытирается.
Поп на кошку показывает и снова спрашивает:
— А это что?
Соллдат подумал — подумал, нашел один ответ, а другого ответа нет:
— Это кошка.
Поп опять его по затылку:
— Темный ты, бестолковый… Это не кошка, а чистота!
Солдат понял, что хорошего тут не дождешься. Не быть ему сытому, а быть ему битому. Говорит:
— Дайте хоть напиться-то!
Попадья принесла ему в ковшике воды. А поп на воду показывает:
— А это что?
Солдат подумал-подумал:
— Вода.
Поп третий раз его по затылку:
— Не вода это, чадо, а благодать!
Потом хозяева за стол сели, куриного бульону поели, стали курицу глодать. (Вот им-то, действительно, благодать!) А солдата не зовут к столу, не угощают.
Поп наелся, на улицу выполз. А попадья еще крылышко догладывает. Солдат к ней:
— Матушка! Дай хоть крылышко доглодать!
А она ему:
— Много вас шляется. Всех кормить, так богато не жить.
Швырнула крылышко в печь и пошла за попом.