А кошка сразу к огню шмыг, лапку в печь тянет, крылышко выгребает.
В это время дрова раскатились и одно полено — прямо на кошку. Шерсть на ней загорелась, она не знает, куда ей деться да прыгнула с перепугу на полати. Кошка ревет, дым идет, огонь уже по стене ползет.
Солдат шапку в охапку и на двор. Увидал попа и кричит ему:
— Батюшка! У тебя в избе худо!
— А что такое?
— Твоя-то чистота схватила красоту да занесла на высоту. Тащи скорее благодать, а то и дома не видать!
Поп глазами хлоп, стал солдатскую загадку разгадывать. Он думает-гадает, а у него дом пылает…
⠀⠀⠀ ⠀ ⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Не успел еще кончить Иван Сидорович, а ребята уже заорали:
— Еще одну! Еще одну!
Но он больше не стал рассказывать. Говорит:
— Марш по домам. У нас сейчас свои сказки начнутся!
Пришлось идти. Все равно Коле пора домой. Идут, а Толька спрашивает:
— Коль! Коль! А помнишь, как мы тебя по трубочке благодатью поили?
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Дарья Михайловна поет
⠀⠀ ⠀⠀
А Сережка с Дарьей Михайловной в это время уже вернулись в избушку на курьих ножках. Сережка развязал узелок, стал примерять сапоги. Новые сапоги — вот это праздник так праздник!
Дарья Михайловна бросила в кастрюлю картошки, залила водой, поставила кастрюлю на таганку, развела огонь.
— Сегодня еще так поедим. Нам одним все ладно, все хорошо. А уж завтра-послезавтра устроим пир. И Мишкину маму позовем — спасибо вам, Марья Ивановна, что нашего Сергея устроили на работу!
Горит-трещит лучина в таганке.
А Дарье Михайловне не сидится на месте. Она вышла на крылечко, присела и стала радоваться: вот какие товарищи у моего мужа — у Гришки моего! Еще можно жить, когда такие товарищи!
А потом загрустила — вспомнила, что сокол ее за решеткой. И запела она старую-престарую русскую песню:
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Сережка услышал, что мать на крыльце голосит, выскочил в одном сапоге, хотел увести мать домой.
Но стало жаль ломать хорошую песню. Уж пусть доведет до конца.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Тут дядя, старый черт, выглянул из тетиного окна — выпятил свою желтую бороду и заскрипел:
— Ишь, арестантка, развылась! Мужа своего отпевает, что ли?
Сережка не выдержал, увел Дарью Михайловну с крылечка.
— Не пой на посмешище старому черту!
А печальная старая песня все звенит в его ушах. И стало ему всего жалко. Отца жалко. Мать жалко. И самого себя жалко.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Колю бьют
⠀⠀ ⠀⠀
В каждое окошко хмуро заглянул вечер. Пора зажигать огни. Зажгла лампу тетя. Зажгла лампу Тайкина мама — Ольга Никаноровна. Зажгли лампу богатые немцы. Только у Мишки темным-темно: никого нет дома. И у Кольки темно: тоже никого нет. И у Сережки темно: они едят картошку в темноте. Им сейчас так лучше.
А ребята идут от солдат. Идут веселые, смеются, машут руками. И кажется, что в глазах у каждого тоже кто-то зажег огоньки.
С другой стороны подходит Мишкина мама — бежит из типографии, как всегда ни жива, ни мертва:
— Где-то Миша, сыночек мой? Вдруг убежал на речку? Вдруг что-нибудь случилось?
Столкнулись у ворот, словно сговорились. Остановились. Марья Ивановна радуется:
— Вот он, мой Мишенька! Жив-здоров!
И вдруг откуда-то злой беспощадный голос:
— Николай! Ты куда ходил? Кто тебе разрешил?
Все как услышали, так и окаменели: это проклятый Колин отчим, как из-под земли, вырос у калитки.
Добегали! Погубили товарища!