— Нет… Не жадный… Он матери помогает…
Тогда стекольщик говорит:
— Пойдем-ка в этот садик. Чего на улице стоять, в чужих глазах маячить? Пойдем, посидим, поговорим.
Вошли в соборный садик. Сели в кустики. Теперь их с улицы не заметишь. Стекольщик снял с плеча свой ящик со стеклами, поставил на траву, смотрит на Мишку и слушает.
И Мишка почему-то рассказал ему все. И что Сережкиной маме трудно жить, потому что все стало дорого, а кормильца нет, и что они проели отцовский костюм (проесть-то легко, а заводить-то как?), и что Сережка будет теперь работать — помогать матери, и что это он, Мишка, устроил Сережку продавать телеграммы.
Стекольщик улыбался, когда шел в садик. А теперь стал серьезный-серьезный, почему-то стащил с головы свой старый замасленный картуз и тотчас снова нахлобучил его почти до ушей.
Это движение показалось Мишке каким-то знакомым. Как будто он где-то и когда-то уже видел, как кто-то так делал — снимет картуз и опять нахлобучит… Но он не успел припомнить, потому что стекольщик заговорил снова и надо было слушать его:
— Знаешь, малец, я ведь не зря спрашиваю. Я знал Сережкиного отца и даже должен ему. Мне Сережку не догнать, я тебе отдам, а ты передай его матери. Я бы и сам занес, да некогда.
И дает Мишке десять рублей — «красненькую».
— Не потеряешь?
— Нет, дяденька, не потеряю!
— Передашь?
— Сегодня же передам. Я ведь рядышком живу!
Мишка засунул «красненькую» поглубже в кармашек и снова за работу — побежал и закричал:
— Экстренный выпуск! Последние телеграммы с фронта!
Телеграмм было немного, их быстро расхватали. Мишка — домой. И вдруг, уже перед калиткой, он почему-то вспомнил, как тогда, давно убегал арестант.
Как? Как это было?
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Так вот кто этот стекольщик!
⠀⠀ ⠀⠀
Вспомнилось, что когда в тот давно прошедший день арестанты свернули не туда, полицейские бросились вперед. В это время на обочине дороги, как раз против Тайкиного балкона, остановился отбившийся от других длинный худой арестант в черном пиджачке и черном же изрядно помятом картузике.
А потом как?
А потом этот арестант поднял голову, посмотрел вперед и увидел перед собой широко раскрытую калитку. Глаза его сразу ожили, разгорелись, метнулись по сторонам.
Так!., так!.. Мишка хорошо помнит это…
А потом арестант вскочил во двор, захлопнул калитку и задвинул ее перекладиной от ворот — теперь калитку с улицы не открыть! А сам почему-то стащил с головы свой черный помятый картуз и сразу же снова нахлобучил его почти до ушей. И только после этого побежал.
Но ведь и стекольщик так же: снял картуз и сразу же снова нахлобучил его почти до ушей!
Мишка застыл перед калиткой — боялся шагнуть дальше, чтобы не отвлечься, не спутаться, чтобы додумать до конца.
Он уже понял, что арестант и стекольщик — это один и тот же человек! Правда, стекольщик — с бородкой. Но долго ли отрастить бородку, да еще такую маленькую?
Теперь надо было сделать еще одно усилие, чтобы припомнить и понять все до конца. И Мишка вспомнил, как старый черт ночью шептался с тетей, как сказал ей, что «беглый арестант — Сережки-хулигана отец» и что «быть бычку на веревочке».
И стало все совсем ясно: «красненькую» для Сережки дал не просто стекольщик, а стекольщик, он же беглый арестант, он же Сережкин отец!
— Сережка! Сережка! — закричал Мишка и опрометью бросился от своей калитки к соседнему двору.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
8⠀⠀⠀ ⠀ ⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Сережка ничему не верит!
⠀⠀ ⠀⠀
Еще на бегу Мишка вытащил из кармашка красненькую десятирублевку, сжал ее в кулачке: сейчас прибегу, суну деньги Сережке. Вот как здорово!
Но Сережки не было дома. Надо его, а нет!
Ждать спокойно Мишка не мог: тревожили стиснутые в кулачке деньги. Надо было куда-нибудь спрятать их.
Мишка согнул десятирублевку пополам, еще раз пополам и еще пополам и засунул в самую свою любимую спичечную коробку, на которой был напечатан бравый казак Козьма Крючков. А потом он спрятал эту коробку под чистое белье в самый дальний уголок самого нижнего ящика комода.
Теперь все в порядке: никто не украдет!
Спрятал, выпрямился, случайно взглянул в окно, а за окном… Сережка. Идет домой мимо окон.
Пришлось снова добывать коробку. Затем сияющий Мишка примчался к Сережке: