— Спросим у мальчика! — сказала она. — Спросим, и пусть он решит сам.
И снова голоса притихли. Потом послышались незнакомые осторожные шаги, на крылечко вышел нарядный новый гость и вежливо сказал:
— Миша! Пройдите в комнату!
Мишка вошел.
— Сядь! — сказала мама.
Мишка снова неловко протискался мимо стульев и опять забрался на подоконник.
— Миша! — сказала мама. Она старалась говорить спокойно, но ее голос все равно дрожал и прерывался, а левая рука быстро-быстро теребила лямочку на груди. — Миша! У этой тети был мальчик. Он умер. Им надо такого же мальчика. Они хотят взять тебя в дети. Тебе у них будет… хорошо. Они будут тебя любить…
Тут мама остановилась, передохнула и потом сказала:
— Пойдешь к ним?.. Если хочешь — иди!.. А если не хочешь — оставайся у меня… Я тебя очень люблю!..
И уставилась на Мишку, словно никогда еще его не видела или словно уже прощалась с ним.
И вдруг Мишка вспомнил тот давний вечер, когда мама пошла на кухню за водой, а старый черт привязался к ней и стал насказывать, что надо отдать Мишку в дети, надо от него — от безотцовщины — избавляться. И как мама выбежала из кухни, даже забыла взять воду. И стала целовать Мишку и тихонько кричать: «Ты мой! Мой! Никому тебя не отдам!»
Мишка сразу заволновался и как-то растерялся, не мог ничего сказать. А старый черт подумал, что Мишка уже соглашается идти в дети и весело сказал ему:
— Ну, Михаил? Что же ты молчишь? Собирайся! Видишь, какое счастье тебе выпало!
Вместо ответа Мишка бросился к маме и вцепился в нее.
— Не хочу! — сказал он. — Не отдавай меня!
— Не отдам! Никому не отдам! — закричала мама и громко заплакала.
— Зачем эти представления? — проворчала незнакомая нарядная женщина и поднялась со стула. Она сердилась, но тоже чуть не плакала.
Вслед за ней, не попрощавшись, вышел нарядный гость.
Старый черт уходил последним. В дверях он обернулся и презрительно посмотрел на маму.
— Дура! — сказал он, как ударил, и хлопнул дверью.
Он еще долго сердился, этот самый старый черт, и все звал маму дурой. А она терпела, молчала, но все равно не отдавала Мишку. Ни за что не отдавала.
И постепенно все прошло, отодвинулось.
Правда, старый черт нет-нет да и намекнет, что надо бы выгнать из квартиры маму и Мишку. Но мама стала больше платить, и тетя их пожалела и не стала гнать.
И снова ребята бегали и играли. А Толька все подмазывался к ним, заглаживал свой старый грех перед Колей.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Как Мишка тонул
⠀⠀ ⠀⠀
Однажды утром Толька прибежал на крылечко и, как обычно, начал подмазываться:
— Поедем на лодке! Кто со мной?
Оказывается, ему дадут лодку. Вот счастливый!
Тут пришлось идти: кто же откажется покататься? Не каждый день такое счастье!
Девчонки-то струсили. Да и верно — день был плохой: холодно, ветрено. Но мальчишки — все за Толькой.
На реке было еще холоднее, и она вспенилась от ветра. К счастью, Мишка был одет на славу: курточка, чулки, башмаки, на голове бескозырка.
Сережке приходилось хуже: старенькую рубашку насквозь продувало, и он все время «продавал дрожжи». Но Сережка все равно не сдавался и все шутил: хлопал Мишку по матросской бескозырке и говорил: «Моряк — с печки бряк!»
Толька сунул лодочнику какую-то записку. Лодочник недоверчиво развернул ее, но, увидев в Толькиной руке ключ, понял, что все в порядке, и разрешил взять лодку.
Отперли замок, вытянули на корму ключ, принесли весла. Мишка нес самое маленькое — кормовое, но зато оно — самое важное: им правят.
Но править сел на корму Толька. Он — хозяин. С ним не поспоришь. Сережка взялся за весла. А Мишка вспорхнул, как воробушек, на нос и стал смотреть все вперед, словно он — капитан.
Поехали.
Сережка греб усердно, согрелся за работой и вовсе повеселел.
Лодка шла быстро. Вот и другой берег. У берега — плоты.
— Правлю кверху! — сказал с кормы Толька.
— Правь к плотам! — стал спорить с ним Тоська. — Там пересядем. Я тоже хочу поправить.
А лодка была уже у плотов. Мишка протянул руки вперед, ухватился за плот и стал пыжиться — подводить лодку вплотную.
— Нет, кверху! — упрямо крикнул Толька и резко отвернул лодку.
Лодка выскочила из-под Мишки, и он очутился в воде. Он хотел зацепиться за толстые скользкие бревна плота, но руки соскользнули, ослабли, и Мишка пошел ко дну.
Сережка бросился на нос и стал всматриваться в воду — смотреть, откуда вынырнет Мишка. И еще он громко командовал, куда грести.