Сообразил и стал каяться:
— Простите меня, старого дурака! Запутала меня эта баба!
И показал туда, где недавно стояла черная женщина. И еще сказал:
— Господи боже, Христе сыне наш! Да как только я мог подумать на такое воспитанное дитя?..
Сказал и погладил Тайку по голове.
Тайка увидала, что грозу пронесло, и сразу хлоп на четвереньки — начала собирать монетки, свой выигрыш.
Толька сейчас же тоже хлоп! Сразу между ними небольшая драка, но всем пока что еще не до них.
— Что же случилось, Николай Александрович? — уже менее сердито спросил Тайкин отец.
— Ах, господа, господа!.. — старый черт вздохнул, махнул рукой и стал рассказывать, как у него выбили окна.
Он рассказывает, а тетя ахает. Три окна, — она три раза ахнула.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Старый черт думает на Сережку
⠀⠀ ⠀⠀
Долго-долго рассказывал старый черт о том, что случилось. Чуть кто новый подойдет к крылечку, он опять начинает с начала. И снова при каждом окне тетя ахает.
Но у него все свербится одна мысль:
— Как ни кинь, а кроме Сережки-хулигана некому разбить! Он на это мастер! Вот только где взял платье? В белых горошинах…
Наконец, старый черт не выдержал:
— Прошу пройти со мной! Как благородных свидетелей!
Все устремились к Сережкиной избушке. Избушка темна, спит.
— Вот видите! — Обрадовался старый черт. — Час еще не столь поздний, а они заперлись и как бы спят — тень от себя отводят. Вы понимаете?
— Да у них и платья-то такого нет! — не вытерпел и заступился Мишка. Но тетя сразу его за рукав:
— Не суйся! Тебе арестант — не компания!
Дядя стал стучать к Сережке. Стучит все громче и громче. Наконец, стал так громыхать, что мертвый услышал бы. Но в избушке никто не отзывался.
— Вот видите! — еще многозначительнее сказал старый черт.
— В самом деле подозрительно! — торопливо и охотно поддакнул Тайкин отец.
Неожиданно за их спинами заскрипела старая калиточка. Это шла с реки Дарья Михайловна, согнувшись под коромыслом.
— Тэк-с, — сказал дядя. — А где твой сынок ненаглядный? Ты знаешь, что он здесь натворил?
Дарья Михайловна испуганно уставилась в лицо старому черту. Корзины с тяжелым сырым бельем дрогнули на коромысле.
— Где он, я спрашиваю? — хрипло рявкнул старый черт и весь затрясся от злобы.
А калиточка снова угрюмо заскрипела, и с улицы во дворик вошел усталый Сережка, тоже согнувшийся под тяжестью корзин с бельем.
И все как-то враз подумали, что трудолюбивый Сережка ни в чем не виноват. Даже тетя не выдержала.
— Хватит уж зря на людей бросаться! — сказала она и увела дядю домой — успокаивать.
Все разошлись и даже не объяснили Дарье Михайловне, в чем дело. Она так и не поняла ничего. Кое о чем догадался один Сережка. В груди у него все плясало от радости. Он проводил веселым взглядом Тайку — в красном платье с белыми горошинами, внес корзины, спросил: «Ну, мамка, спать?»— и стал раздеваться.
— Чего этот зверь-то бросился? — тревожно спросила Дарья Михайловна.
— Да ну его, старого черта! — Сказал Сережка и счастливо закрыл глаза.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Тайкины куклы разговаривают
⠀⠀ ⠀⠀
Долго думали-гадали: кто же разбил стекла? Но не смогли догадаться.
А Сережка — молодец: никому ни слова!
А Ольга Никаноровна решила больше не наживать неприятностей: отобрала у Тайки оба злосчастных платья и при дяде разрезала их на мелкие кусочки-лоскуточки. Пригодятся как тряпочки: вытирать стол, прочищать стекла.
Конечно, очень жалко было резать, но зато так будет подальше от греха!
А Тайка выпросила эти лоскуточки для кукол.
Ольга Никаноровна, может, и не отдала бы. Но ведь все-таки Тайку безвинно драли за ухо, топали на нее ногами… Как тут не отдашь?..
И Тайкины куклы разбогатели!
У нее были две куклы. Одна — новая. Она — барыня. Звать ее, как Тайку, — Анастасия Никодимовна. А другая кукла — старая, замызганная. Это — Дуняшка. Она — когда портниха, а когда кухарка.
Тайка вышла с куклами на крылечко, прихватила с собой лоскуточки (красные с белыми горошинами) и стала играть в свою маму.
Мишка незаметно, мышиными шагами подкрался к крылечку и стал подслушивать. А у Тайки все как взаправду:
Кукла Дуняшка низко поклонилась и сказала грубым голосом: