На этих полочках — соломенные половички. Их на ночь развертывают и на них спят.
Мишке сказали, что эти полочки называются «нары». Но, наверно, ему неправильно сказали. Это скорее не нары, а норы, потому что если забраться на них и доползти до самой стенки и там затаиться, так никто и никогда не найдет. Ведь у самой стенки темно, как в норе.
Вот там у стенки и прячется Коля в те дни, когда прапорщик Маевский дежурит по казарме.
Но ведь надоедает все время прятаться. И потом из казармы никуда не выйдешь без спросу, а должен все сидеть в ней, словно арестант.
А Коле приходится все это терпеть.
И виноваты в этом двое: Маевский и старый черт. Ух, как Мишка не любит их.
Старый черт для всех вредный, даже для тети. То так он все ходил к ней — пироги ел. Но вот тетя взяла и захворала. Так он заглянет на минуту, спросит: «Опять лежишь, гнилая колода?» — и поскорее обратно.
А теперь даже не заглядывает, потому что тетя все лежит и лежит.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Сережка колет дрова для тети
⠀⠀ ⠀⠀
Тетя лежит, не встает. Но у нее куча недоделанных дел. И первое дело: надо наколоть на зиму дрова.
Тогда она попросила Мишку, чтобы он позвал Сережку. И стала мириться с Сережкой. До этого он был для нее — «Сережка-арестант» да «Сережка-хулиган». А теперь все «Сереженька» да «Сереженька». Просто противно слушать.
Но Сережка взялся колоть: ему нужны деньги. А Мишку поставил помощником — складывать поленницу.
Расколол полен двенадцать, посмотрел вокруг, вздохнул и говорит Мишке:
— Ох, работы-то еще! Нисколько не убыло!
А тринадцатое полено — опилено криво-косо. Его даже поставить трудно, не то что расколоть!
— Не падай, черт! — рассердился Сережка. — Я тебе покажу, старому черту!
Кое-как установил, размахнулся что есть силы… Тюк!.. Полено разлетелось надвое. А Мишка захохотал: он тоже представил, будто бьют не по полену, а по старому черту.
— Получил? — спрашивает Сережка. А сам уже устанавливает другое полено:
— Мало тебе? Еще захотел?
И снова… тюк! И это разлетелось. И Мишка опять хохочет.
Так и третье, и четвертое. А потом установил сразу шесть полен да как пошел по ним топором…
Мишка радуется, хохочет, не успевает складывать. А из окон удивляются на Сережку:
— Вот арестантке счастье! Вот какой у нее сын работящий!
Тетя увидала в окно, что Сережка колет, а Мишка складывает, и это ей не понравилось. Она дружбы не понимает:
— Миша! — закричала она своим противным жирным голосом. — Поди-ка, сбегай за уксусом!
Пришлось идти: мама велела слушаться тетю.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
У Егоровны
⠀⠀ ⠀⠀
Красный уксус варит Егоровна. Ее все знают. Сама варит и сама продает. Кто не понимает, тот покупает эс-сен-ци-ю в магазине, а кто понимает — идет к ней, потому что у нее вкуснее.
Она раньше не продавала, варила только для себя. Но потом у нее взяли сына на войну, и ей пришлось продавать — зарабатывать.
Мишка пришел к ней, попросил продать. Кряхтя, Егоровна встала с лавки, покашливая, разыскала воронку, охая, подошла к старому, черному от времени дубовому бочоночку, вздохнула и повернула давно позеленевший медный кран.
В бутылку полилась узенькая красно-коричневая струйка и вкусно-вкусно запахло ароматным уксусом.
Уксус тек, а Егоровна все говорила со своей такой же старенькой гостьей.
И вот что удивительно: они говорили о войне.
— Бог за грехи наказал — войну послал! — Сказала гостья.
Егоровна рассердилась:
— Ты бога не трожь!.. Не от этого все… Больно много расплодилось народу — не хватает для всех земли! Вот цари и надумали воевать — и перебить лишний народ… Никому, голубушка, не дождаться своих с войны! И я напрасно жду!..
— Ага! — сказал Мишка. — Это царь Николка так наделал: безо время войну сделал.
Сказал и сам не рад. Обе старухи сразу на него:
— Ах, ты, вольница, безотцовщина! Да разве можно звать царя Николкой?!
Он схватил уксус и поскорее домой. Бежит и думает: зря я сказал! Ведь солдаты и то потихоньку, тайно пели об этом!
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Мишка поступает в школу
⠀⠀ ⠀⠀
Тетя не зря торопилась с дровами. Глядь, а уже подошла осень. Тольку опять остригли перед гимназией. Была у него голова рыжая, как костер, а стала белая голая, как колено.