Но вот вблизи стало тихо. Зато издали, от духовного училища все чаще и чаще доносились звуки стрельбы.
Тогда Иван Сидорович пополз по канаве дальше, по-прежнему не бросая винтовки.
— Где Коля? — вот о чем думал он, подползая к знакомому низкому домику.
Дверь была заперта. Он тихонько постучался.
— Я это! Я! — чуть слышно сказал он, услышав осторожные шаги за дверью.
Смертельно перепуганная хозяйка, старая солдатка, отперла.
— Где Коля? — бросился к ней Иван Сидорович.
— Тише, голубчик, тише!.. Они по домам рыщут, по нашей улице идут… А твой парнишка к своим убежал, в духовное… Как только стали стрелять, он проснулся, схватил ружьище свое и — к ним… Ты сам-то прячься скорей!..
— А Мишка где?
Хозяйка криво улыбнулась:.
— Этот несмышленыш спит… Ты его не трогай… Я скажу, что это внук мой…
В это время где-то совсем близко раздался выстрел.
— Не иначе — у соседки нашли кого-то, — печально сказала хозяйка. — Скорей, мужик, скорей! Полезай на подволоку и закопайся в сено за кожух. Авось пронесет….
Солдатка была права: к домику уже подходили. Вотинцев на цыпочках вбежал в сени и — вверх по лесенке, на подволоку. Еле успел.
В домик вошел злой, но веселый Маевский и с ним три белых солдата.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Маевский и солдатка
⠀⠀ ⠀⠀
— А-а-а! Старая ведьма! — закричал еще с порога Маевский на солдатку. — Куда своих большевиков спрятала? Сознавайся!
— Батюшка! — затряслась хозяйка. — Они как с вечера ушли, так и не бывали больше. Батюшка, ослобони! Безбожники они: сядут есть — не перекрестятся, войдут в дом — шапки не скинут!
— Ой, брешешь, старая, — снова заорал Маевский и погрозил старухе наганом. — Сознавайся, проклятая! Последний раз говорю! А то тут же пришью на месте!
Хозяйка бросилась к иконе, встала перед ней на колени и начала быстро-быстро креститься:
— Видит бог, пресвятая богородица, что нет их у меня! Дали мне их — меня не спросили, и ушли они — мне не доложились! Ушли и все забрали и ружьища свои унесли!
— Все забрали! — самоотверженно врала солдатка. И в это время с ужасом увидела на комоде оленя с золотыми рогами. Она позабыла спрятать его, и сейчас он ярко выделялся на темной скатерти.
— Что же делать-то? — и она догадалась, придумала, заговорила:
— Нет их у меня, батюшка! И в подвале нет. Никого у меня нет в подвале…
— Ага! Заговорила, старая ведьма! — буркнул Маевский и подошел к подвалу. — Эй, Николаев, откинь-ка!
Солдат послушно приподнял и откинул крышку подвала.
Маевский посмотрел вниз, но не стал спускаться — побоялся.
— Ну, чего же вы стоите? — заорал он на солдат.
Неохотно и боязливо солдаты стали спускаться вниз по лесенке, забрав с собой лампу, оставив комнатку в темноте.
— Никого нету, ваше благородие! — донеслось немного погодя из подвала.
Ищите лучше! — буркнул Маевский и сам полез вниз.
Только этого и ждала хозяйка. В два шага она подскочила к комоду. Миг — и олень в ее руках. Но куда его теперь?
В печку? А вдруг полезут? К Мишке под подушку? А вдруг разбудишь его не вовремя? Еще скажет чего-нибудь!
Ага! Вот туда… За икону…
И тотчас же снова бух на колени, подальше от комода. И вовремя: они уже поднимаются из подвала.
— На подволоке пошарьте! — скомандовал Маевский и подошел к Мишкиной кровати. — А это кто у тебя?
— Внучек, батюшка, внучек! Животом мается — репы объелся! Всю ночь до ветру бегал, только сейчас заснул.
Маевский не стал всматриваться в больного мальчишку и брезгливо отошел от кровати.
А Мишка уже давно проснулся, но боялся пошевелиться, боялся открыть глаза. Он ведь сразу узнал Маевского по голосу.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Белые на подволоке
⠀⠀ ⠀⠀
Вотинцев лежал на подволоке за кожухом печи, глубоко закопавшись в сено и спрятав винтовку под себя.
«Ну, пропал!» — думал он. И все-таки прикидывал на случай, куда бежать, что делать, если удастся выбраться отсюда — из этой западни. А в крайнем случае — так хоть садануть кого-нибудь напоследок со всей силы.
Потом он стал обдумывать — почему все так получилось.
Надо было разведку пустить по всем дорогам, — решил он. — Чтобы они еще на подходе, а мы уже наготове.
Пароль надо было к телефону. А то вон как глупо вышло: сами выбежали под пули!
И надо бы нам не в казарме ночевать, а тоже в духовном, чтобы всем вместе. Вон — наши стреляют, держатся. Вместе дольше бы продержались! А может, отступить бы, сил набрать… А мы остались.