Как-то, после встречи с девушкой на средиземноморском берегу, когда я стал ходить на рассвете и перед закатом на маленький пляж внизу, под нашей виллой, я увидел огромную падающую звезду и почему-то запомнил ее. Это было мое первое «звездное» воспоминание. Большая звезда, очень заметная на фоне более мелких и неподвижных звезд, внезапно задрожала, слегка сдвинулась с места и стремительно полетела вниз в сопровождении искрящегося шлейфа, возникшего от ее движения, и, описав небольшую дугу, исчезла над морем. А мне показалось, что она упала в меня — как улыбка той девушки, которая насквозь прожгла мое сердце.
А серна!
Я увидел ее еще во время моей первой прогулки по заповеднику и запомнил ее грациозный прыжок от меня в глубь леса. Когда я встретил ее во второй раз, мне показалось — нет, я был просто уверен, — что это та же самая серна.
Я лежал тогда на скале у воды, чуть зажмурив глаза на ярком солнце. И в пульсирующей тишине одиночества вдруг ощутил, что я уже не один. Открыв глаза, я слегка приподнял голову. И увидел ее. Она стояла на берегу у заводи и пила воду. Не знаю, почувствовала ли она мое присутствие и мой взгляд, но она тоже подняла голову. И заметила меня. Однако притворилась, что никого не видит, спокойно продолжая пить. Потом, чуть повернув свою нежную головку, посмотрела в мою сторону и как будто лишь теперь заметила. Немножко постояла так, настороженно и чутко прислушиваясь к чему-то, потом подняла и снова опустила на землю свою стройную ногу, слегка повернулась всем корпусом и вдруг резко (но не испуганно, а словно желая продемонстрировать гибкость тела и красоту движения) подпрыгнула и скрылась в кустах. И это грациозно-застенчивое движение исчезнувшей серны навсегда запечатлелось в моей памяти.
И снова — над всем миром — песня цикад.
Их резкие пронзительные голоса заполняли собой все вокруг, создавая своим звуком какое-то особое пространство, в котором разместилось все видимое и осязаемое — деревья и травы, ручьи и облака, летающие цветки бабочек и запах диких лесных трав на полянах, ласка воздуха и объятья воды.
Иногда это были одинокие, слабые солисты, рядовые исполнители не очень уверенных в себе дуэтов, струнных квартетов или огромных симфонических оркестров, мелодии которых переливались во всех регистрах (от немыслимых высот до мягких, обтекаемых низких нот). Но порой их голоса сверкали точечками в пространстве или же полностью тонули в звучащих водах огромного океана.
А когда их песня уносила с собой в сон свет дня и всё вокруг постепенно исчезало в наплывающих сумерках вечера, погружаясь в ночной мрак, от которого, казалось, некому было тебя защитить, их голоса словно будили какие-то противостоящие этому мраку со-ответствия, со-ответы — звезды, эти маленькие искорки в темнеющей выси неба, пульсирующие огоньки, просветы, уводящие в иные миры.
И мне казалось тогда, что это они, мерцающие звезды дирижируют песней цикад, голоса которых, в свою очередь, блестят, как эти звезды.
Песня цикад убаюкивала меня в теплой душистой колыбели земли, но яркий свет звезд говорил, что этот сон не вечен.
Первое Рождество и первый Новый год, которые я встретил в «Оленях», в сущности, никак не отмечались — со стороны стариков не было никакой реакции, они явно не выделяли эти дни, да и мне было не до торжеств. Во всяком случае, я вспомнил о них, лишь когда отмечал в своем календаре соответствующие даты. Но на второй год я решил отпраздновать эти памятные дни вместе со стариками и прежде всего срубил елку. Дед Йордан не был в восторге от гибели деревца, но, естественно ничего не сказал. А я поставил елку у них в комнате, украсив ее несколькими импровизированными игрушками, в числе которых самым замечательным моим достижением стали бусы из воздушной кукурузы, которым предстояло сыграть роль елочной гирлянды. И в Сочельник я позволил себе придать нашему ужину определенную торжественность, прочитав отрывок Евангелия от Матфея из латинской Библии. Баба Ивана перекрестилась вместе со мной, дед Йордан остался неподвижным, и мой тост в честь Рождества Христова завершил наш скромный ритуал. Через несколько дней, на Новый год (если, конечно, мои календарные вычисления шли в ногу с астрономическим временем) мы повторили его.
Такими были наши «официальные» праздники. А общий календарь в «Оленях» просто не имел смысла, жизнь шла здесь в другом ритме, в череде иных будней и праздников…