Человек заметил меня лишь после того, как я увидел и рассмотрел его, но не испугался и не удивился. И первым поздоровался со мной:
— Добрый день!
— Добрый день! — ответил я и поднялся с камня.
Подойдя ближе, он свернул к роднику, наклонился и, подставив ладони под стекающую из зазеленевшего желобка струйку воды, напился. Потом вынул платок, вытер губы и повернулся ко мне.
— Вот, ищу насекомых, камни, цветы… Но не обычные, а только самые редкие и уникальные.
Лишь много позже столь обширные интересы показались мне странными для любителя природы — обычно камни ищут геологи, за насекомыми гоняются энтомологи, а цветы собирают ботаники, а этот занимался всем сразу. Но тогда это вовсе не показалось мне странным, я слушал его с живым интересом, нимало не удивляясь его необычному появлению. А «любитель природы», отстегнув топорщившийся левый карман рубашки, вынул что-то и протянул мне:
— А вот это «Горная звезда».
Я взял в руки удивительно прозрачный кристалл в виде портсигара. Внутри рубиновыми огнями сиял камень — большой, величиной с лесной орех. А когда я перевернул его, то камень засиял с обратной стороны совсем другими, переливающимися (от лазурного до изумрудного) цветами. Никогда в жизни я не видел такого необычного сочетания кристаллов.
Потом он достал другой камень, затем — еще один, каждый раз объясняя, что это за камни. А в конце вынул из специальной коробочки, лежавшей в его «однодневке», цветок, название которого он произнес по латыни, я не запомнил, помню лишь, что это растение вообще не встречается в здешних местах, и поэтому у него нет местного названия. Много позже мне пришло в голову, что надо было его спросить, а какие это «здешние места» он имел в виду, ведь я и сам не знал, где я нахожусь. Но я впал в какое-то удивительное состояние покорного улыбчивого безволия. Встретил его и говорил с ним так, будто это была совсем обычная встреча для человека, который каждый день видит здесь многих людей. И лишь когда он, бодро пожелав мне на прощание «всего доброго», насвистывая, исчез за деревьями, я подумал, что это, в сущности, первый человек, которого я встретил здесь за все эти три года, если, конечно, не считать стариков и пришельцев. Но как он попал сюда, как вошел в заповедник, ведь я столько раз безуспешно пытался выбраться из него? Или в заповедник можно было легко проникнуть откуда-то, но нельзя было выйти? Но даже если он и вошел сюда каким-то образом, я был уверен, что в радиусе пяти-шести дней ходьбы здесь нет ни одного населенного пункта и ни одной живой души. А его маленькая «однодневка»? Она ведь совсем не подходит для столь долгого пути.
Но раз незнакомец шел по дороге, ведущей от «Оленей», значит, скоро я разгадаю эту загадку.
Однако ни баба Ивана, которая что-то готовила в доме, ни дед Йордан, косивший поблизости, не видели никого и даже посмотрели на меня как-то странно, когда я стал настойчиво расспрашивать их про путника. Поэтому я замолчал, но мысль о незнакомце не давала мне покоя. Как он попал сюда? И почему я не порасспрашивал его побольше? Почему он ничего мне не сказал и вообще держался так, словно я был одним из множества встреченных им по пути людей? Разве так вел бы себя человек, уже несколько дней бродивший по этим диким местам? Откуда он пришел? И как прошел?
Следующие дни я несколько раз ходил к роднику, где мы с ним встретились, напрасно стараясь найти хоть какой-то след, который подсказал бы мне что-нибудь о путнике. И не обнаружил ничего.
Я даже подумал, что он попал сюда — как та банда зимой — на вертолете. Но моторы не шумели, да и вблизи — кроме дворца — не было ни одного удобного места для посадки вертолета. А может быть, он прыгнул с парашютом? Но тогда бы мы увидели самолет.