Прошло уже почти две недели, наш молчаливый ритуал неизменно повторялся. И вдруг я сообразил, что даже не знаю ее имени.
В день, когда, подходя к кафе, я решился спросить ее об имени, я испытал странное, необычное волнение.
А когда она подошла ко мне и я произнес: «Мы давно знакомы, а я так и не знаю вашего имени», — то еще до ее ответа мне стало как-то не по себе.
— Елена, — ответила девушка.
«Елена» — это имя отозвалось во мне эхом, что-то сильное и даже страшное обрушилось на меня… но потом отпустило, и меня охватило спокойное предчувствие счастья.
Я никогда не был суеверным, хотя всегда ощущал что-то мистическое в неожиданных совпадениях. И мне показалось, что я ожидал услышать это имя, что, может быть, совсем не случайно приходил сюда и что даже необъяснимая ревность Дели — всё это было судьбоносным предчувствием.
— Что-то не так? — девушка как-то странно посмотрела на меня, хотя, наверное, странным выглядел как раз я.
— Нет-нет, все в порядке.
Но я уже знал — всё так.
Ко мне снова пришла любовь.
Мне не сиделось на месте, и я ушел из кафе раньше обычного.
Елена («Елена!»), очевидно, удивилась, что был нарушен установившийся ритуал нашего приветливого взаимного молчания.
И действительно — на следующий день я понял, что она искренне рада моему приходу, что вчера, наверное, расстроилась из-за моего более раннего, чем обычно, ухода — как какого-то знака опасности. Это и в самом деле был знак. Только не опасности.
Но и ее молчаливая радость при моем появлении (одно совсем легкое озарение — словно днем зажглась лампа под абажуром) была знаком — уже для меня.
В тот день я решился предложить ей где-нибудь встретиться, когда она освободится.
Но она объяснила, что сегодня вечером после работы (а работает до пяти) занята, ходит на курсы.
И сегодня занята, и завтра.
— А когда же, — спросил я.
— В субботу я свободна весь день.
И в субботу весь день мы были вместе.
Так началась моя новая — не первая, а, я уже уверен, последняя — любовь.
С тобой, Елена.
Потому что я пишу это для тебя.
Я хочу рассказать тебе о своей жизни и исповедаться в своей прежней любви, которой я переболел благодаря тебе, поделиться с тобой самым сокровенным, что таит в себе человек.
Я хочу — для тебя и для себя — осмыслить пережитое.
Прости, что рассказываю тебе о той, прежней, Елене и моей любви к ней. Не хочу скрывать, как сильно я любил ее. Но когда появилась ты, мне уже кажется, что та любовь была лишь прекрасным сном, который сейчас я буду проживать наяву.
С тобой, Елена.
Я долго, с болью в сердце, бродил по прошлому, по воспоминаниям о любви, которая ушла. Я думал, что любовь исчезает вместе с женщиной, которой уже нет. Но любовь не уходит, а появляется в ее отсутствие. И не потому, что женщина, которую ты любил, заменима. А потому что — незаменима.
Я думал, что с уехавшей в никуда Еленой мы были одним целым, что в нашей любви Елена — то же, что и я. Но любовь — это не исчезновение меня в другом и другого — во мне, а разлука и встреча с другим, встреча двух, а не их слияние в одном целом.
Сейчас я уже знаю, что даже первая любовь может повториться, что, в сущности, нет первой и последней любви, она одна — та, что озаряет нашу жизнь и без которой любое бытие неполноценно.
Лишь теперь я чувствую, что живу вновь, живу по-настоящему, хаос окружающего мира уже не кажется мне нелепым и враждебным, если смотреть на него с безопасного расстояния, которое дает счастье, и я переживаю его в сопричастности с тобой.
И я верю, что такая сильная и красивая любовь, которая поможет нам пройти по жизни со всеми ее радостями и бедами, с подъемами и падениями, существует — и это любовь до гроба.
Эпилог
Я получил эту рукопись довольно странным образом. Обычно авторы сами предлагают свои книги издательствам, а эту мне принес один приятель, которого я знал немного по разным коктейлям и премьерам. Назовем его X или Y — не имеет значения, читатели легко его узнают, он довольно часто появляется в телевизоре. На мой вкус — скорее остроумный, нежели глубокий литератор, несколько излишне увлекающийся своими собственными речами, впрочем, довольно занятный комментатор. Он сказал, что эту рукопись обнаружил в своем почтовом ящике, посылка была анонимной, непонятно — кому, от кого, без какой-либо пояснительной записки.