Это был для белого карибу самый благоприятный момент. Ему оставалось только окончательно повернуть противника на землю и, высвободив рога, распороть бок несчастного темного карибу и втоптать его в песок. Но белый карибу этого не сделал. При падении противника он и сам подался вперед. Затем он потянулся назад, но слишком медленно. Эта медлительность помогла врагу встать на ноги.
И снова оба оленя стояли друг против друга, напрягая все силы, тяжело дыша и храпя, но ни один из них не двинулся ни на шаг.
— Опять сомкнулись, — тихо прошептал охотник.
Действительно, две пары рогов опять зацепились друг за друга. Теперь было ясно, что мало-помалу белый карибу одерживал верх в этом единоборстве, так как, наконец, снова завоевав свое первоначальное положение, он стал упорно, хотя и медленно оттеснять противника в лес. Затем вдруг во время минутного перерыва для отдыха оба одновременно поняли опасное положение, в которое они попали. Сцепившись рогами, они теперь никак не могли расцепиться. Оба в одно и то же мгновение попытались отступить назад. В следующее мгновение они безумно забились, чтобы как-нибудь разойтись.
Но сколько они ни бились и ни метались, все их усилия оставались напрасными. Животные, наконец, остановились, безнадежно сцепившись, в мучительной позе, не имея возможности даже выпрямить согнутых шей.
В этом состоянии, напоминавшем игру «кто кого перетянет», белый карибу все-таки одерживал верх. Преимущество дал ему его вес. Он протащил своего храпящего противника вдоль песчаной косы так, что самки, почти сдвинутые в воду, пронеслись мимо них с негодующим храпом и исчезли на берегу.
Еще несколько мгновений, — и белый карибу, продолжая тащиться, сошел с песка и попал в воду. Испуг, вызванный погружением в воду, казалось, усилил ярость белого карибу. Все силы точно ожили в нем, он опять бросился в атаку и отшвырнул темного карибу назад с такой бурной силой, что тот едва удержался на ногах.
Но задние ноги темного карибу запутались в поросли, и он опустился на колени. Обезумев от страха, он пытался бить и колоть своими попавшими в тиски рогами и в этой тщетной борьбе перевернулся на бок. Белый карибу опустился на землю вместе с ним, и оба лежали с высоко вздымающимися боками, громко дыша.
Охотник отложил свой рожок из березовой коры и уже собрался выйти из своей засады, чтобы покончить дело при помощи ножа. Но произошла внезапная помеха. Оказалось, что не он один был свидетелем странного боя.
Из чащи, подходившей к нижнему краю косы, показался огромный черный медведь. Подняв огромную лапу, он напал на измученных борцов. Один удар переломил шею белого карибу. Повернувшись ко второму, уставившемуся на него безнадежными, полными ужаса глазами, он принялся кусать его с медленной жестокостью.
В это мгновенье из чащи раздался выстрел. Медведь с простреленным разрывной пулей позвоночником упал неуклюжей тушей на согнутые передние ноги своей жертвы. Выйдя на лунный свет охотник спокойно перерезал раненому карибу глотку.
Выпрямившись, он несколько мгновений смотрел на три безжизненные тела, валявшиеся на песке. Затем он обвел взглядом зеркальные воды и ровные пустынные берега озера. Какими странными казались и эта внезапная тишина, и немой белый свет луны после только что затихшей кровавой борьбы.
Отойдя подальше, охотник сел на бревно, выкинутое на берег, спиною к месту недавнего боя, и стал задумчиво набивать свою трубку.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ СЕМЬИ КОСУЛЬ[7]
К началу июня леса оделись пышной зеленью; ни одна человеческая нога не смяла свежей густой зелени трав и кустов, и только нежные птичьи голоса нарушали господствовавшее кругом глубокое молчание. За лесом гордо вздымались темные сосны, покрывая склоны холмов, тянувшихся к крутым горам, в расщелинах которых водились бурые косули. С противоположной стороны, вплоть до населенных местностей, простиралась долина, покрытая возделанными участками, развернувшимися пышным зеленым ковром.
Хлеба были еще зелены, и фермерам пока нечего было делать на них; поэтому косуля, оставившая своего товарища и маленькое стадо, с которым она бродила весь конец мая, чувствовала себя спокойной и довольной в избранном ею убежище — уединенном уголке в густой поросли, и здесь в начале июня у нее родилось двое маленьких телят.
Это были прехорошенькие малыши с шубками более светлыми, чем летняя шубка матери, испещренными белыми пятнами, сохранявшимися не особенно долго. Мать охраняла их с тревожной и нежной заботливостью и все время, пока они питались ее молоком, ни на минутку не спускала с них глаз. В дни их полной беспомощности она совсем не выходила из леса, и первые ее прогулки с ними, казалось, наполняли сердце ее тревогой.
7