Самка наблюдала за сражающимися с безопасного расстояния и, как только бой окончился, издала обычный тихий призывный крик. Забыв свои раны, супруг во всю прыть бросился к ней. Минуты боя наполнили сердце самки тревогой, так как по законам леса она должна была бы последовать за незнакомцем, если бы победителем оказался он.
В этот же самый день после полудня, когда родители все еще были заняты друг другом, малыши добрались до группы скал, громоздившихся при выходе из расщелины. Внизу не видно было ничего опасного, и кругом попрежнему все было пустынно. Но далеко-далеко вверху, в синей глубине неба, золотой орел уже с минуту неподвижно висел в воздухе, раздумывая, где бы достать себе ужин. Не подозревая ничего дурного, малютка-косуля приблизилась к краю высокой скалы, нависшей над ущельем. С того места, где находился орел, она была видна, как на ладони.
Быстрым порывом огромная птица прорезала воздух и, упав на малютку, вонзила острые когти глубоко в спину, а могучие крылья забили с такой силой, что несчастный детеныш замертво упал вниз на скалы.
Удостоверившись быстрым круговым полетом в том, что ниоткуда ему опасность не грозит, орел продолжал свое кровавое дело. Вырвав из распростертого тела наиболее соблазнительные для него куски, он поднялся ввысь с хриплым криком торжества и полетел к ближайшей реке, чтобы обмыть окровавленный клюв и когти.
Родители, повидимому, не так сильно почувствовали свою потерю, как почувствовали бы ее месяц тому назад, но брат маленькой косули видел всю происшедшую трагедию, лежа в соседнем вереске, и плотно прижавшись к земле, точно заяц в борозде. Теперь он по опыту знал, что опасность может появиться отовсюду. И, словно в подтверждение этого мнения, через несколько дней, пасясь вечером в лесу недалеко от горной тропы, он услышал какой-то топот, заставивший его плотно прилечь к земле.
Звуки все приближались, и малыш боялся пошевельнуться; через несколько секунд на узкой тропе показалась лошадь, рядом с которой шел погонщик. К спине лошади был привязан мертвый красный олень, с зияющей раной на шее.
Малыш узнал убитого: это был один из владык леса, рогами которого восхищались все самки, жившие в этих местах. Да, в этот вечер два раза прогремело ружье в направлении особенно любимой оленем расщелины, и, вероятно, там-то пуля и настигла свою жертву.
Малыш, крадучись, вернулся к матери; у него пропала всякая охота к прогулкам.
В лесу уже стало заметно свежеть, а на рассвете и на закате поднимались туманы, мешавшие пастьбе.
Наступало время возвращаться к подножью гор.
Семья косуль вернулась назад, в свои прежние места в густой поросли, и все трое начали менять свои шубки, постепенно теряя рыжий мех, который родители носили с мая месяца, а малыш с тех пор, как на нем исчезли белые пятна, и к октябрю, когда большие олени ревели на горных пастбищах, вся семья косуль облеклась в более густые шубки, которые должны были прослужить им до возвращения весны. Они оделись как раз во-время, потому что сезон ясных дней миновал. Теперь тучи окутывали высокие горы, красные тетерева улетели, горные куропатки надели свое белое оперенье, и голубой горный заяц последовал их мудрому примеру.
Облекшись в зимнюю одежду, старшие косули очень похорошели. Они начали жиреть, находя везде обильную пищу. Мать и детеныш питались верхушками молодых деревцов, плющем и лесными ягодами, отец отваживался делать набеги на поля репы, тянувшиеся внизу, за рощами, а также часто лакомился кукурузой, пока ее не сняли с полей.
Благодаря привычке бродить по ночам, необычайной остроте зрения и слуха и незаметной окраске, он мог сравнительно безопасно разгуливать по участкам фермеров. Косуля и ее малютка были менее предприимчивы и предпочитали довольствоваться однообразной пищей, которую находили среди порослей, лишь бы не заходить далеко от дома. Любимой побежкой косули-самца был легкий галоп, обращавшийся в карьер в случае тревоги; рыси он не признавал, скакать же был готов всегда, показывая настоящие чудеса в прыжках в случаях крайней опасности.
К концу декабря уже некоторое время плохо державшиеся рога отпали, а новые в течение следующих шести или семи недель еще чуть-чуть развивались. Наконец, они все же достигли полного развития, и косуля-самец стер с них последние клочки бархата. К этому времени и у малыша показались на лбу два маленьких нароста, его первые рожки, и он так возгордился ими, что исковеркал не одно молодое деревцо, пробуя их силу.