Он не видел ее лица – она повернулась к печи, – но точно знал, что услышать слова благодарности ей было приятно. Йонас знал о женщинах достаточно, чтобы с легкостью баловать их комплиментами: юные красавицы таяли, когда молодые люди отмечали их красоту; зрелых женщин мог растопить комплимент об их свежести и нежности. И только Руту ему никак не удавалось впечатлить. Она награждала его холодными взглядами, выставляла за дверь и рекомендовала соблазнять оленей в лесу. Лишь однажды ему удалось вызвать на ее лице тень улыбки, когда он от чистого сердца восхитился тем, как ловко она справляется со своей работой. Из этого он сделал один вывод: Руте нравилось, когда хвалили ее заслуги, а не ее саму. И пусть это было необычным для женщины, Йонасу это нравилось.
Суп Руты пах вкусно, так вкусно, что охотник забыл о цели своего визита до тех пор, пока ложка не ударилась о пустое дно миски. Он поднял глаза, чтобы снова поблагодарить, и встретился взглядом с Рутой.
– И почему меня окружают одни обжоры?
– Здоровому мужчине – здоровый аппетит. – Йонас широко улыбнулся, но Рута лишь покачала головой.
– Так о чем ты хотел поговорить?
Он задумчиво почесал подбородок. После плотного ужина мысли разбега́лись, и сейчас он был готов поболтать о чем угодно или просто помолчать под треск поленьев.
– Йонас, уже поздно, у тебя что-то срочное?
Грубоватый голос Руты привел его в чувства, и он выпрямил спину, резко вдохнув, чтобы прогнать дрему.
– Нет, но это важно. Скажи, ты не замечала в лесу чего-нибудь странного?
– Странного? – Рута приподняла бровь.
– Да, я не знаю, как это объяснить, но ведь ты лесничая, ты знаешь, как и что должно происходить, и поэтому я подумал…
Йонас замялся. Она смотрела на него так, будто он говорил полнейшую чушь, и он сам с каждой секундой терял былую уверенность.
– Знаешь, – внезапно взгляд Руты смягчился, – было кое-что странное. В октябре вдруг разразилась сильная гроза, это большая редкость. Но в остальном все в порядке, насколько мне известно.
– А после грозы? Может, было что-то еще?
– Йонас, если тебе не хватает приключений, можешь взять книгу. Только будь с ней осторожным, пожалуйста.
Йонас прикрыл глаза. Он возлагал много надежд на этот разговор, но Рута ничего не знала, тема совсем не интересовала ее, и это значило только одно: в лесу действительно не происходило ничего, и зацепки нужно искать в другом месте.
– Как-нибудь потом, а теперь мне пора. Спасибо за все.
Йонас поднялся и ощутил всю тяжесть своего тела. Уходить из теплого уютного дома не хотелось, но, к сожалению, на ночь у лесничей он рассчитывать не мог. Мокрый плащ не успел обсохнуть, и надевать его на согревшееся тело было особенно неприятно. Он двигался нарочито медленно – не для того, чтобы вызвать жалость, а для того, чтобы хоть немного оттянуть момент встречи с холодным осенним дождем.
– Йонас, подожди минутку.
Он резко обернулся: неожиданные слова Руты могли значить что угодно, от приглашения остаться до ответа на его вопрос.
– Да?
– Куда ты направляешься?
– Думаю, что в город. А почему ты спрашиваешь?
Рута выглядела странно: она словно пыталась одновременно хмуриться и улыбаться. Бледные пальцы крепко сжимали кухонное полотенце. Она облизнула губы.
– Ты не мог бы зайти к сапожнику? Я, понимаешь, поругалась с ним на днях, а скоро зима, нужны новые сапоги.
– Да, мог бы, конечно. – Йонас растерялся: прежде Рута никогда ни о чем его не просила. – Только мне нужны мерки, и я зайду завтра же.
– Разумеется, мерки и деньги я тебе дам, только не говори ему про меня, он старый плут, а мне совсем не хочется неприятностей.
Йонас вдруг почувствовал себя очень важным. Именно к нему обратилась Рута, он теперь был ее помощником и защитником, и, пусть он не делил с ней постель, это было гораздо важнее. Она доверяла ему.
– Спасибо, Йонас, я перед тобой в долгу, – сказала Рута ему вслед, и он гордо расправил плечи. В этот вечер ему повезло, и это был добрый знак.
Когда с утра Йонас бодрым шагом направился в город, он все еще не мог забыть, как женственно и нежно выглядела Рута, когда просила у него об одолжении. Она казалась совсем беззащитной, и, пусть это дело касалось всего лишь сапожника, Йонаса пробирала гордость.
Сапожника он знал. Пожилой господин действительно отличался склочным характером, и многие подмастерья не выдерживали его нрава. Но в своем деле он не знал равных, и его услугами не брезговали пользоваться даже знатные особы. С годами он стал медлительнее, но качество его работы оставалось прежним.