Но как в том преуспеть? Он сомневался в себе, не верил, что задумал это всерьез, и все время в его голове тикала эта мысль, как часовой механизм бомбы, поставленный без его ведома. В глубине души Фэй чувствовал, что наконец возникла ситуация, когда он превзойдет сам себя, дойдет до конца, как обещал столько вечеров назад, и выйдет из нее победителем — он не знал где, но это будет испытание, которое превзойдет все другие испытания, это будет нечто. В этом он был уверен.
Соответственно не успела Илена пробыть в его доме и часу, как он сделал ей предложение, сам в тот момент не понимая, зачем он это делает.
— А почему бы нам не пожениться, — сказал он. — Ты хочешь выйти замуж, а мне все равно.
Хотя Илена была пьяна, она рассмеялась.
— Жизнь — странная штука, — сказала она.
— Конечно.
— Я была с Колли три года, и он ни разу не взял меня с собой ни на один прием.
— И Айтел так и не сделал тебе предложения.
Поскольку она никак не реагировала — лишь сделала глоток из стакана, — Мэрион, продолжая смотреть на нее, пробормотал:
— Так что скажешь, Илена? Выходи за меня.
— Мэрион, я чувствую себя здесь как-то странно.
Он рассмеялся.
— Ну, я повторю свое предложение завтра.
Так они начали свои несколько недель совместной жизни. Шли дни, и они с Иленой никогда не были трезвы, полностью трезвы, но и пьяны тоже не были, во всяком случае Фэй. Он с неприязнью наблюдал за тем, как Илена пьет, а она переходила от веселости к крайнему возбуждению, затем к недомоганию, затем к депрессии и возвращалась к вину. Большую часть времени она болтала и смеялась с друзьями Фэя и говорила ему, насколько свободнее чувствует себя с ним, чем с Айтелом, где она всегда ощущала пренебрежение.
Но время от времени она впадала в панику и несколько раз днем и вечерами, когда он оставлял ее одну и отправлялся устроить какую-нибудь очередную встречу, она, казалось, была в ужасе от того, что остается одна.
— Тебе в самом деле надо идти? — спрашивала она.
— Дела не делаются сами.
Илена дулась.
— Лучше бы мне быть одной из твоих девиц по вызову. Тогда я бы чаще тебя видела.
— Может, ты такой и станешь.
— Мэрион, я хочу быть девицей по вызову, — объявляла она в состоянии опьянения.
— Позже.
Она суживала глаза, стремясь добиться более драматичного эффекта.
— Что ты хочешь этим сказать? — спрашивала она. — Ты что, считаешь меня проституткой?
— Зачем придираться к словам? — говорил он.
Он уже стоял на пороге, а Илена льнула к нему.
— Мэрион, возвращайся скорее, — молила она его.
А когда он через несколько часов возвращался, она объявляла, точно эта мысль впервые пришла ей в голову:
— Ты думаешь, я люблю тебя? — И хихикала. — Я хочу стать девицей по вызову.
— Ты пьяная, крошка.
— Поумней наконец, Мэрион! — кричала ему Илена. — Почему, ты думаешь, я с тобой живу? Потому что я слишком ленива, чтобы жить одной. Что на это скажешь?
— Все чего-то боятся, — говорил он.
— Кроме тебя. Ты такого высокого мнения о себе. А я никем тебя не считаю.
Такие припадки проходили, и она принималась плакать, и просила прощения, уверяла, что вовсе не имела в виду того, что сказала, и, пожалуй, она все-таки любит его, хотя сама не знает, и он говорил:
— Давай перестанем изматывать друг друга и поженимся. Илена отрицательно трясла головой.
— Я хочу быть девицей по вызову.
— Ты не из того теста сделана — ты не сможешь, — уверял он. — Сначала давай поженимся, а там посмотрим.
Он сам не понимал, что чувствует к ней. Он считал, что ненавидит ее, видел в Илене не больше, чем испытание для своих нервов, а в постели вообще питал к ней отвращение, и если бы ему не доставляло удовольствие изучать это чувство, подмечать, как он не в состоянии ни на секунду забыться с ней, а она преисполнена решимости забыться, ему было бы трудно — если б не было этого чувства отвращения — вообще приблизиться к ней. Он вытаскивал ее на вечеринки и приемы — к Дону Биде, в собственном доме, к некоторым своим девочкам, к совершенно посторонним мужчинам, к Джей-Джею, словом, ко всем, кто приглашал его.