По выражению лица Тепписа и по мгновенно последовавшей реакции, когда Айтел представил ее, я понял, что ему знакомо ее имя. Спина Тепписа напряглась, красное лицо раздулось, и он что-то сказал — сказал такое, что Айтел и Илена тотчас повернулись и отошли от него.
А Теппис, оставшись с Лулу, принялся вытирать лоб шелковым платком.
— Пойди потанцуй с Тедди, — услышал я его хриплый голос, подходя к ним. — Сделай одолжение.
Айтела я потерял из виду в толпе.
— Мистер Т., я хочу сначала потанцевать с Серджиусом, — сказала она, поймав мой взгляд и надув губки, затем вытащила руку из руки Тепписа, вложила пальцы в мою ладонь и потянула меня на площадку для танцев.
Я крепко прижал ее к себе. Спиртное, которое я пил весь вечер, начало наконец действовать.
— Сколько в нашем распоряжении времени, — шепнул я ей на ушко, — прежде чем вы начнете искать Тедди?
К моему удивлению, она не вспылила.
— Вы понятия не имеете, чему мне приходится противостоять, — сказала Лулу.
— Чему же? Вы-то хоть знаете?
— О, не будьте таким, Серджиус. Вы мне нравитесь. — В этот момент ей нельзя было дать больше восемнадцати лет. — Все гораздо сложнее, чем вы думаете, — прошептала Лулу. Она держалась так мягко, с трудом верилось, что это та женщина, какой она показалась мне в первый момент. Она выглядела совсем юной; возможно, избалованной, но очень милой.
Мы продолжали молча танцевать.
— Что Теппис сказал Айтелу? — наконец спросил я ее.
Лулу покачала головой и хихикнула.
— Он сказал, чтоб Чарли убирался вон.
— В таком случае и мне надо уходить, — сказал я.
— Вас это не касалось.
— Айтел мой друг, — сказал я.
Она ущипнула меня за ухо.
— Отлично. Чарли это понравится. Надо будет ему рассказать, когда мы встретимся.
— Уедем отсюда со мной, — предложил я.
— Еще не могу.
Я остановился в танце.
— Если хотите, — сказал я, — я могу попросить разрешения у мистера Т.
— Вы считаете, что я боюсь его?
— Вы его не боитесь. Просто дело кончится тем, что вы будете танцевать с Тедди.
Лулу залилась смехом.
— А вы совсем другой, чем мне показалось сначала.
— Это из-за спиртного.
— О-о, надеюсь, что нет.
Нехотя, словно в трансе, она позволила мне увести себя с площадки для танцев.
— Это ужасная ошибка, — тихо произнесла она.
Однако Лулу не тряслась от страха, когда мы проходили мимо Тепписа. А он, словно импресарио, считающий, сколько мест занято в зале, стоял у входа, оценивая ситуацию.
— Деточка, — сказал он, хватая ее за руку, — куда это ты направилась?
— О, мистер Т., — принялась оправдываться Лулу словно провинившийся ребенок, — нам с Серджиусом надо о стольком поговорить.
— Мы хотим подышать воздухом, — сказал я и позволил себе ткнуть его в бок.
— Воздухом? — возмутился он, видя, что мы уходим. — Воздухом?
Я видел, как он поднял глаза к потолку «Лагуны». За нашей спиной камера из папье-маше продолжала вращаться на своей деревянной треноге, а прожекторы посылать в небо колонны света. Прием заканчивался. Зенит миновал, и парочки уединились на диванах, ибо настал тот пьяный час, когда все возможно и все кого-нибудь хотят, и если бы действия следовали за желаниями, эта ночь вошла бы в историю.
— Скажи Чарли Айтелу, — крикнул мне вслед Теппис, — что с ним все кончено. Говорю тебе: все кончено. Он упустил свой шанс.
Потешаясь над его бессильной злобой, мы с Лулу пробежали по дорожкам и мостикам с решетчатыми перилами «Яхт-клуба» и добрались до круга, где стояли машины. В какой-то момент, остановившись под японским фонариком, я вздумал ее поцеловать, но она так смеялась, что наши губы не слились.
— Надо будет мне тебя научить, — сказала она.
— Нечему меня учить. Терпеть не могу учителей, — сказал я и, взяв ее за руку, потянул за собой — ее каблучки застучали, юбка многообещающе зашелестела, как шелестит вечернее платье на женщине, которая пытается в нем бежать.
Мы попрепирались, в чьей машине ехать. Лулу хотела непременно ехать в своей открытой машине.
— Я задыхаюсь в закрытом пространстве, Серджиус, — сказала она. — И я хочу вести машину.
— Так веди мою машину, — предложил я, но она не уступала.
— В таком случае я не поеду, — заявила она, упершись, — вернусь на прием.
— Испугалась, — поддразнил я ее.
— Ничего подобного.
Машину она вела плохо. С удалью, но, что еще хуже, то и дело сбрасывала ногу с педали. Машина то замедляла ход, то делала рывок, и я, как ни был пьян, понимал всю опасность такой езды. Но не эта опасность волновала меня.